"Карло Фруттеро, Франко Лучентини. Дело Д., или Правда о "Тайне Эдвина Друда" [D]" - читать интересную книгу автора

новые возможности для толкования. "И беззаконник, если обращается от
беззакония своего, какое делал, и творит суд и правду, -- к жизни возвратит
душу свою". Следовательно, у него есть надежда на спасение, несмотря на его
греховную тайну.
-- Почему греховную? -- удивляется элегантная дама. -- Мой брат,
главный консультант в Ареццо[14], рассказывал мне, что во времена Диккенса
пристрастие к наркотикам не считалось чем-то предосудительным и позорным.
Опиум представлял собой весьма распространенное обезболивающее, и его
употребление наркоманы не считали чем-то особенно постыдным.

[14] Город в Центральной Италии на реке Арно в области Тоскана.

Дорогой читатель, нам стоит призвать на помощь терпимость и чувство
такта, дабы не надерзить этой непонятливой особе. Бедняжка не поняла, что
тайна курильщика опиума никак не связана с его пагубным пристрастием.
В следующее мгновение все тот же Э.Попо (который важно сообщает, что
некогда служил в парижской префектуре, а ныне состоит на службе у миссис
М.Беллок Лаундес в качестве частного детектива) спешит продемонстрировать,
что он понял еще меньше.
-- Mais si secret il y a?[15] -- вопрошает он. -- А если здесь есть
секрет, то разве он не кроется в тех словах, что пытается разобрать
интересующий нас персонаж в бормотании хозяйки притона?

[15] Но есть ли здесь секрет? (фр.).

Председатель откашливается и поворачивается к Мегрэ, который усердно
набивает свою трубку и, кажется, полностью поглощен этим процессом.
-- Такая интерпретация вашего бывшего коллеги, возможно...
-- Совершенно верно. Но мы должны признать, что данный текст, особенно
в переводе... гм... на латынь, способен сбить с толку. Поскольку наш
персонаж действительно прислушивается к бормотанию женщины, можно подумать
(не без умысла со стороны автора), что его возглас "Нет, ничего нельзя
понять!" вызван разочарованием. Ключ к решению этой маленькой загадки лежит
в "мрачной усмешке" и "удовлетворенном кивке головы", а его поведение перед
уходом из притона свидетельствует, что он вовсе не стремится выведать чей-то
секрет, но, напротив, сам боится выдать какую-то ужасную тайну.
-- Слишком явная тайна, слишком явная тайна, -- снова вмешивается
хриплый голос.
Читателю, несомненно, не терпится узнать, кому принадлежат эти
провокационные замечания, но, увы, имя этого человека никому не известно.
Томас де Куинси в своем знаменитом эссе "Убийство как вид искусства"[16]
именует его просто "Жаба в норе" (так назывался в лондонских трактирах
бифштекс, запеченный в тесте), но пусть прозвище не вводит читателя в
заблуждение -- этого человека не стоит недооценивать. В действительности
Жаба -- дотошный знаток убийств, ненасытный гурман криминальных тайн.
Преисполнившись отвращением к незамысловатым и легкораскрываемым лондонским
убийствам, он в один прекрасный день предпочел провинцию. Это чрезвычайно
требовательный и сверхкритичный эксперт, от которого и в дальнейшем следует
ожидать едких реплик.