"Георгий Георгиевич Фруменков. Узники Соловецкого монастыря " - читать интересную книгу автора

колодников"(11). Автор, не пожелавший быть известным, отвечает на
поставленный вопрос отрицательно. Доказательства простые: комиссия
1758 года не обнаружила таких тюрем. Следовательно, их не было. Иными
словами, не пойман - не вор.
После ревизии 1758 года соловецкие инквизиторы совсем обнаглели.
Как только буря поутихла и Петербург, успокоенный Степановым и
Путимцевым, перестал интересоваться погребами для колодников, монахи
опять распечатали их и стали помещать туда "упорствующих в своей
ереси" раскольников, а позднее и революционеров. Земляные тюрьмы
использовали до самого конца XVIII века, а наиболее опасных
политических врагов самодержавно-крепостнического строя содержали в
ямах и в первой половине XIX века.
Уже отмечалось, что Соловецкий монастырь приобрел известность как
место заточения и со второй половины XVI века стал государственной
тюрьмой. Но до петровских времен ссылка на Соловки носила
эпизодический характер и практиковалась редко, хотя право заточать в
монастырь имели тогда, кроме царя, патриарх, митрополиты, архиереи.
Положение резко изменилось в XVIII веке, когда стали ссылать на
Соловки людей партиями сначала по распоряжению канцелярии тайных
розыскных дел, которая карала (особенно в период бироновщины) всех
"произносителей важных и непристойных слов", а позднее - по резолюциям
синода. Ссылка в Соловецкий монастырь становится обычным явлением. В
XVIII веке в земляных тюрьмах и казематах монастыря перебывало более
половины общего числа соловецких узников. Не приходится удивляться
тому, что от этого времени осталось много "ссыльного материала".
Порядок ссылки был такой: из канцелярии тайных розыскных дел или
из синода направляли архангельскому губернатору и соловецкому
настоятелю "с братией" указ об отправке в монастырь такого-то (имярек)
человека. Содержание преступления арестанта указы XVIII века, как
правило, не раскрывали, а ограничивались общими выражениями: "за
великоважную вину, о которой явно по делу", "за злодейственные
поступки", "за происшедшее от него тягчайшее богохулением согрешение,
о чем явно по делу", "за непристойные его монашескому чину
непорядочные поступки и сказывания за собою слова и дела ложно", "за
предерзостные вины и в нераскаянии состоящего", "за буйство", "за
явное его с женским полом грехопадение", "за раскол" и так далее.
Зато все указы подробно излагали правила содержания арестантов:
одних предписывалось сажать в земляную тюрьму, других содержать в
казематах "под крепким караулом до смерти", скованными в ручные и
ножные кандалы или без них, привязанными цепью к стене или без
привязи, третьих использовать "вечно в тягчайших трудах", четвертых
поместить "в среде братии" (то есть сослать под надзор монахов). В
некоторых грамотах указывались тюрьмы: так раскольника Авраама Иванова
направляли "в вечное содержание в Головленкову тюрьму", а расстригу
Варлама Овсянникова - в Корожанскую.
Закованных в кандалы арестантов под конвоем доставляли в
Архангельск (реже прямо на остров). В дороге и на привалах караул
должен был действовать согласно путевой инструкции, которую выдавала
канцелярия тайных розыскных дел. Инструкция представляла собой большой
документ, включавший до дюжины параграфов. В качестве примера приведем