"Карлос Фуэнтес. Приятное общество (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Она вышла из кухни. Алекс, взбудораженный тем, что произошло за
завтраком, не нашел ничего лучше, чем пойти на улицу и прогулкой
расколдовать этот наглухо закупоренный дом. Десять утра. Вряд ли на него
нападут в такую пору.
Едва оказавшись в парке, он наткнулся на дохлого пса - одного из тех
бродячих, бесхозяйных, шелудивых псов, которые уже не собаки, но еще не
волки.
А рядом с его трупом валялась обертка от шоколадки, которую Алекс
сегодня утром выбросил из окна. Обертка была пуста. Черная пена покрывала
оскаленную морду.
Он подавил приступ тошноты. Справился с ощущением тоскливого страха. А
ведь он мог бы съесть эту шоколадку. И его нашли бы в кровати мертвым.
Непостижимо! За что? Почему? В мозгу молнией вспыхнула мысль: "Как бы ни
были опасны улицы Мехико, опасней всего дом моих тетушек".
Обогнул парк, не в силах привести в порядок свои мысли. Вышел на
проспект Рибера-де-Сан-Косме. Если не считать уродства зданий и убожества
магазинов, - ничего примечательного. Люди мелькали, шли навстречу и мимо,
входили в магазины, покупали газеты, обедали в скромных ресторанах.
И внезапно глазам его предстало чудесное видение.
Это было здание в колониальном стиле с большим подъездом. Строгое
изящество длинного каменного фасада внятно говорило об искусстве позднего
барокко, о той его властной таинственности, которая не дарит свою красоту
щедро, но требует внимания и нежности. Было в этом здании нечто такое, от
чего веяло красотой и надежностью.
Алекс прочел на табличке у входа, что здесь с 1955 года помещался
факультет философии и словесности Университета Мехико. А здание было
известно как "Маскаронес". Он поднялся по трем или четырем ступеням и замер
в восхищении перед точными пропорциями просторного и соразмерного двора.
Широкая каменная лестница соединяла два этажа.
Он остановился в центре двора. И постепенно, исподволь пространство
стало заполняться голосами разного тона - смеющимися, спорящими,
бормочущими, декламирующими, - и они звучали все громче, сливаясь воедино,
но не теряя своей звонкой отчетливости - такой, что в этом шумливом хоре
Алехандро де ла Гуардиа различил и свой собственный голос, который он ни с
чьим другим не мог спутать, голос живой, но невидимый, в этом-то и был весь
ужас, в этом - и еще в том, что, хоть он и знал, что это его голос, это был
не его голос, и он влек его к некой тайне, не ему принадлежащей, но ему
несущей опасность, грозную опасность...
Он выскочил из двора, кинулся прочь от этого дома, побежал по улице, не
оглядываясь. Не оглянулся и на трамвай, который нагнал его и в одно
мгновение убил.
Он открыл глаза. По Рибера-де-Сан-Косме не ходили трамваи. А он в
оцепенении стоял посреди улицы. Поглядел вниз. Вот она - колея, по которой
когда-то проложены были рельсы, ныне давным-давно исчез нувшие, но тысячи и
тысячи автомобилей так и не смогли стереть окончательно ее след...
Холодный пот прошиб его. Он будто из мертвых воскрес. Взглянул на
часы - два. Тетя Сенайда ждет его к обеду. Какого черта? - вдруг проснулся в
нем протест. Он желает обедать один. Он желает обедать в городе. В этот час
из контор, магазинов, школ выходили люди... Рестораны, кафе, гриль-бары,
закусочные... Столпотворение на проспекте заставило Алекса свернуть в