"Паулина Гейдж. Искушение богини " - читать интересную книгу автора

"Все равно не сдамся, - яростно клялся он пустым, невидимым в темноте
стенам. - Не может быть, чтобы это было все, что мне назначено".
Он вспомнил учителя из маленькой школы дома, в деревне, где его отец
кое-как сводил концы с концами, обрабатывая несколько акров земли.
- У тебя быстрый ум, - говорил учитель, - ты сразу схватываешь самую
суть. Пусть твой отец определит тебя в какую-нибудь школу при храме. Ты
создан для карьеры, Сенмут.
А ведь ему было только одиннадцать лет.
Отец оставил тогда ферму и пошел вместе с ним в Фивы, где один из
братьев его матери служил полужрецом. Несколько дней им пришлось ждать, их
посылали то в одно место, то в другое, новые сандалии стащил прямо из-под
его носа ухмыляющийся, грязный уличный оборванец, но вот наконец они
получили аудиенцию у надзирателя за жрецами-виибами. Сенмут плохо помнил тот
разговор. Он устал, ему было страшно и хотелось только одного - вернуться
домой и забыть всю эту затею. Но его отец, что-то негромко говоря,
подтолкнул его вперед и протянул надзирателю свиток, в котором были записаны
его, Сенмута, успехи в школе. Великий человек, одетый в ослепительной
белизны лен и благоухавший, как сама богиня Хатор, презрительно хмыкнул и
принял скучающий вид, но все же распорядился отвести Сенмуту келью и выдать
подобающую жрецу одежду. Мальчику жаль было расставаться с отцом. Весь в
слезах, он обнял его и поблагодарил за заботу. Старик улыбнулся:
- Когда ты станешь большим человеком, может быть, даже визирем, купи
для нас с матерью приличную могилу, чтобы боги нас не забыли.
Он шутил, но в голосе его звучала печаль. Ему не верилось, что его сын
добьется чего-то большего, нежели должность прислужника при храме. В лучшем
случае он станет мастером таинств, но не более того. Никаких иллюзий
относительно холодного и опасного мира, в котором предстояло отныне жить
Сенмуту, отец не питал. Расцеловав мальчика в обе щеки и наказав ему
поступать по-доброму со всеми, он вернулся домой, к своим посевам, не зная,
какому богу молиться о благополучии сына. Покровительством одного Сенмут
вряд ли обойдется.
- Ах, Фивы, - простонал юноша, растирая саднящие колени, - в каком же я
был восторге, когда впервые увидел твои золотые башни, подмигивающие мне с
горизонта, с того берега могучей реки! Помню, как проснулся в то последнее
утро, когда Ра вспышкой красно-розового сияния пролился с вершин холмов в
пустыню. Поднимаясь с земли, я видел сполохи света то здесь, то там между
пальмами и гранатовыми деревьями. Я спросил тогда у отца: "Во имя неба, что
это такое?" - "Это Амон-Ра целует златоверхие башни своего города", -
ответил он. От изумления и восторга я утратил дар речи. Я все еще люблю
тебя, хотя не стал ни на шаг ближе к твоим тайнам, чем в то далекое утро, но
я больше тебя не боюсь, - вздохнул Сенмут.
С тех пор все его дни проходили, - как и следовало ожидать, в тяжком
труде: утром в храмовой школе, где он занимался любимым делом, днем за
черной работой, которая становилась ему тем более ненавистна, чем строже за
нее спрашивали.
Иной раз он жалел, что отказался учиться на писца, как предлагал ему с
самого начала жрец, который был его учителем, - ведь писцу никогда не
приходится заниматься черной работой, стоя на локтях и коленях. Писцов
освобождают от всякого физического труда, они только и знают, что ходят по
пятам за хозяином, записывая все, что он прикажет, или сидят на базарах,