"Паулина Гейдж. Искушение богини " - читать интересную книгу автора

губы, он нагнулся и слегка коснулся их своими.
Бывшие в покое женщины тоже поднялись и поклонились, вытянув руки;
Тутмос вышел и, пройдя темной приемной, оказался в коридоре. Иногда дворец
казался жутковатым местом, полным непонятных теней и бесплотных шорохов, в
особенности ночью или когда, как сегодня, дул хамсин. Тутмос шагал
торопливо, склонив голову. Каждый раз, когда он приближался к очередному
стражнику, молчаливо стоявшему у стены, ему казалось, будто это гигантский,
одетый в кожу пустынный джинн принял причудливый человеческий облик и
притворяется его могучим отцом, но, едва он пробегал мимо, наваждение таяло,
растворялось в песчаной пыли, которая клубилась вокруг лодыжек мальчика и
гнала его вперед. В свои покои, где его ждал слуга, он вбежал совсем
запыхавшись, но не от жары, а от страха.
День медленно тянулся к концу. Когда настало время обеда, ветер задул
еще сильнее. Его непрерывный вой сопровождал трапезу от начала до конца, а
снаружи раскаленный воздух хлестал по дозорным вышкам на главной стене
дворца и без разбора яростно обрушивался на здания и сады. Песок был
повсюду - в еде, в волосах, между кожей и одеждой, под ногами. Аппетита ни у
кого не было. Хатшепсут сидела рядом с матерью и быстро покончила с едой.
Фараон вовсе не ел, а только пил, его глаза покраснели под черной угольной
подводкой, взгляд был рассеян и непроницаем. Инени ушел к себе еще до
наступления ночи, так что пиршественный зал был наполовину пуст. Но верный
Аахмес пен-Нехеб сидел подле Тутмоса, положив больную ногу на подушку и туго
завернувшись в плащ для защиты от песка. Фараон с ним не разговаривал.
Неферу тоже не было, она сказалась больной, как и поутру. И вот теперь
фараон глушил вино и угрюмо размышлял, что ему с ней делать. До сих пор
держать ее в повиновении не составляло для него никакого труда, но на этот
раз что-то внутри нее взбунтовалось, и она упрямо отказывалась иметь с ними
что-либо общее. "Ничего, пройдет со временем, - думал он, глядя, как
Хатшепсут катает мраморные шарики по испещренному прожилками каменному
полу. - А не пройдет, значит..." Он тяжело заворочался на стуле.
- Ступай домой, пен-Нехеб, - резко бросил он. - Не годится в такую ночь
быть далеко от дома. Я не для того дал тебе землю, чтобы ты рассиживался на
моей. Я распоряжусь, чтобы тебя проводили.
- Ваше величество, - отвечал пен-Нехеб, - я слишком стар, чтобы
прятаться дома от ветра пустыни. Разве вы позабыли ночь, когда мы обрушились
на Ретенну, а ветер дул так, что во мгле нельзя было разобрать, где солдаты
неприятеля, а где наши?
Тутмос кивнул.
- Я помню, - ответил он, затем протянул рабу свой кубок, чтобы тот
наполнил его еще раз, и опять погрузился в размышления, наблюдая, как
кроваво-красная жидкость плещется в такт медленным движениям руки. Черные
глаза фараона и кольца на его пальцах сверкали. Сегодня это был опасный
человек в дурном расположении духа. Даже Ахмес старалась не встречаться с
ним взглядом.
Трапеза закончилась, а фараон по-прежнему сидел неподвижно. Аахмес
пен-Нехеб задремал на своем стуле, гости беспокойно задвигались,
зашептались. Тутмос все не шевелился.
Наконец, отчаявшись, Ахмес жестом подозвала к себе Хатшепсут.
- Пойди к отцу, - тихо наставляла она ее, - и попроси у него разрешения
лечь спать. Да не забудь сегодня пасть перед ним ниц, не улыбайся и в глаза