"Паулина Гейдж. Дворец грез" - читать интересную книгу автора

них не обратила. Ноги у меня дрожали. Я соскользнула на теплый земляной пол.
Два или три раза мать Ахмос или одна из ее сестер заглядывали к нам,
обменивались несколькими словами с моей матерью и опять уходили. Я потеряла
ощущение времени. Мне начало казаться, что я плыву по этой преисподней уже
целую вечность с милой и славной Ахмос, теперь превратившейся в безумного
духа, и тенью матери, что нависала над ней, как злобный демон. Голос матери
оборвал мою иллюзию.
- Иди сюда! - приказала она мне. Превозмогая нежелание, я вскочила и
поспешила к ней; мать вручила мне кусок грубой льняной ткани и велела
держать ее у чрева Ахмос. - Смотри, - сказала она. - Показалась головка
ребенка. Тужься теперь, Ахмос! Пора!
С последним воплем Ахмос сделала, что ей велели, и ребенок выскользнул,
волей-неволей пришлось подставить руки. Он был весь какой-то желто-красный,
измазанный околоплодной жидкостью. Я оцепенело стояла на коленях и смотрела,
как он молотит своими маленькими ручками и ножками. Мать умело шлепнула его,
и он зашелся первым криком. Она осторожно передала его Ахмос, которая уже
слабо улыбалась и тянулась к нему. Когда она пристроила ребенка к своей
груди, он покрутил головкой, слепо тыкаясь носом в поисках
- Ты можешь не беспокоиться, - сказала мать, - Он кричит "ни-ни", а не
"на-на". Он будет жить. И это мальчик, Ахмос, чудесно сложен. Ты молодец! -
Она взмахнула ножом, и я увидела в ее скользких пальцах пульсирующий кусок
веревки.
С меня было достаточно. Что-то промямлив, я вышла из комнаты. Женщины
снаружи вскочили, когда я пронеслась
- Мальчик, - только и смогла выдавить я, и они с радостными криками
кинулись к лестнице; я же вывалилась наружу, в простор и прохладу
занимающегося рассвета.
Я стояла, прислонившись к степе дома, и жадно вдыхала чистый запах
зеленых побегов, песчаной пыли и слабый запах
- Никогда! - шептала я в сереющее, со щетками пальм, небо. - Никогда!
Не знаю, что я так неистово хотела выразить этим словом, но это
каким-то странным образом имело отношение к тюрьмам, к судьбам и к вековым
традициям моего народа. Я провела рукой по своей мальчишеской груди, но
впалому маленькому животу, прикрытым платьем, будто хотела убедиться, что
моя плоть все еще не изменилась. Я погрузила босые ноги в тонкий слой песка,
что постоянно наносит из пустыни. Глотнула воздуха от едва поднявшегося
ветерка, что был предвестником неспешного восхода Ра. За спиной были слышны
возбужденно галдящие женские голоса, перемежавшиеся тоненькими протестующими
криками ребенка. Вскоре вышла моя мать, с мешком в руках, и в первом свете
дня я увидела, что она улыбается мне.
- Она беспокоилась, хватит ли у нее молока, - заметила мать, когда мы
отправились домой. - Все матери беспокоятся об одном. Я оставила ей бутыль с
толчеными костями рыбы-меча; этот порошок разогревают с маслом и
прикладывают к спине. Но ей не надо волноваться. Она всегда была очень
здоровой. Ну, Ту, - просияла она, - как тебе это показалось? Разве не
замечательное умение - помогать новой жизни приходить в этот мир? Когда та
поприсутствуешь на родах много раз, я позволю тебе самой помогать мне с
женщинами. И скоро я покажу тебе, как составлять снадобья, которыми
пользуюсь в работе. Ты станешь гордиться своей работой так же, как и я.
Я уставилась вперед на ровную ленту тропы с рядом деревьев вдоль нее,