"Нил Гейман. Дети Ананси" - читать интересную книгу автора

несколько раз спрашивала Толстого Чарли, не слышал ли он что-нибудь? Не
собирается ли отец навестить ее перед концом?
Толстый Чарли отвечал, что ничего не знает. Понемногу он начал
ненавидеть и ее вопросы, и свои ответы, и выражение на ее лице, когда он
снова и снова повторял, мол, нет, отец не приедет.
Самым худшим днем, по мнению Чарли, был тот, когда низенький мрачный
врач отвел его в сторону и сказал, что осталось недолго, что его мать быстро
уходит и их задача облегчить ей последние дни.
Кивнув, Толстый Чарли отправился к матери. Держа его за руку, она как
раз спрашивала, не забыл ли он оплатить ее счета за газ, когда в коридоре
начался какой-то переполох: грохот и шум, топот и бряцанье, барабанный бой и
литавры, короче, все те звуки, какие обычно не услышишь в больнице, где
таблички на лестницах требуют соблюдать тишину, а ледяные взгляды медсестер
и санитарок вынуждают к повиновению.
Шум становился все громче.
В какой-то момент Толстый Чарли решил, что это террористы. А вот его
мать слабо улыбнулась какофонии.
- Желтая птица, - прошептала она.
- Что? - переспросил Толстый Чарли, испугавшись, что она теряет
рассудок.
- "Желтая птица", - повторила она громче и тверже. - Они играют "Желтую
птицу".
Подойдя к двери, Толстый Чарли выглянул наружу.
По больничному коридору, не обращая внимания на протесты сестер,
ошеломленные взгляды пациентов в пижамах и их родных, шел очень маленький
новоорлеанский джаз-банд. Тут были саксофонист и трубач. Тут был огромный
детина, тащивший контрабас, туг был человечек с большим барабаном, в который
он бил. И во главе этой оравы, в щегольском клетчатом костюме, фетровой
шляпе и лимонно-желтых перчатках вышагивал отец Толстого Чарли. Ни на каком
инструменте он не играл, но отплясывал степ по затертому больничному
линолеуму, приподнимал шляпу перед каждой нянечкой и сестрой, пожимал руки
всем, кто оказывался достаточно близко, чтобы заговорить и пожаловаться.
Прикусив губу, Толстый Чарли взмолился всем силам небесным, кто мог бы
его услышать, чтобы земля разверзлась и поглотила его, а если нет, то пусть
с ним случится быстрый, милосердный и бесконечно фатальный сердечный
приступ. Не повезло. Он остался в живых, начищенная медь неуклонно
приближалась, отец танцевал, пожимал руки и улыбался.
"Если есть на свете справедливость, - подумал Толстый Чарли, - отец
пройдет дальше по коридору. Мимо нас. Прямо в урологическое отделение". Но
на свете нет справедливости, и у двери в онкологическую палату отец
остановился.
- Толстый Чарли, - сказал он так громко, что все в отделении, на этаже,
в целой больнице поняли, что Толстый Чарли знает этого человека. -
Посторонись, Толстый Чарли. Твой отец пришел.
Толстый Чарли посторонился. Возглавляемый отцом джаз-банд змеей
потянулся к кровати матери. Когда он приблизился, она подняла глаза и
улыбнулась.
- "Желтая птица", - слабо сказала она. - Моя любимая песня.
- Что бы я был за человек, если бы забыл? - спросил отец Толстого
Чарли.