"Юлия Галанина. От десятой луны до четвертой " - читать интересную книгу автора

с пожитками прямо на холодный грязный пол.
- Быстро переодеться в форму номер четыре, - прошипела с перекошенным
лицом надзидама.
Сгрудившись кучкой посреди гулкого зала, пахнущего сырым погребом, мы
в полном недоумении стали натягивать на себя белые блузы и серые юбки.
Надзидама тоже спешно облачалась в свой, надзидамовский вариант этой
формы, то роняя тесемки, то наступая на свои оборки.
- Поштроиться! - скомандовала она, держа в зубах шпильки.
Недовольно бурча, мы поштроились, то есть построились. Вошел Серый
Ректор, оглядел наш нестройный ряд и растрепанную, скособоченную
надзидаму, поморщился.
- Сейчас, барышни, вас заберут по домам родственники, но это не
значит, что вы перестанете быть воспитанницами, - холодно сказал он. -
Итак, прослушайте правила для воспитанниц, находящихся в отпуске.
Перемещаться по улицам города, бывать в общественных местах и на публичных
приемах дозволяется только в форме номер четыре и в сопровождении
родственников. Появление на улицах после Часа Дракона(3) запрещено.
Посещение увеселений запрещено. Замена перчаток на более светлые
категорически запрещена. Раз в неделю вы обязаны явиться на
перерегистрацию. Все.
Как и большинство наших суровых правил, выполнять их собирался только
полный недоумок. Разве что кроме последнего правила. С перерегистрацией
дело обстояло строго: не отметишься - объявят в розыск.
- По двое построиться, - звонко и мелодично скомандовала надзидама,
вынувшая наконец шпильки изо рта.
Ректор возглавил процессию, барабанщик и флейтист грянули марш
пансионата, и мы с помпой появились в соседнем помещении, где парились
заждавшиеся нас родственники. Наверное, наш сверхскоростной обоз опоздал,
что и послужило причиной последних событий.
Наконец каждый номер вручили соответствующему родственнику под
роспись. Меня дожидался совершенно незнакомый мне дяденька. По виду -
слуга.
Вместе с ним мы покинули душное помещение и очутились на сырой,
сочащейся дождем улице. Я просто глазам не поверила: настоящий дождь,
мелкий и теплый, он даже не лил, а сеял, почти висел в воздухе, как туман.
В Пряжке сейчас он был бы или снегом, или градом.
К слуге прилагался экипаж, в данный момент это было очень кстати.
Мы забрались, и он мягко покатил по раскисшим улицам. Было так
интересно посмотреть на знаменитый Хвост Коровы, но дождь убаюкал меня в
экипаже, как в колыбели, и я позорно проспала весь путь до дома двоюродной
тетушки.

Окончательно я проснулась уже в темном коридоре. Повинуясь легкому
направляющему толчку в спину, пошла за другим человеком, к которому
прилагался уже не экипаж, а подсвечник с толстой свечой.
Человек со свечой привел меня к неплотно прикрытой двери. В щели
просачивались яркие полоски света.
Протирая заспанные глаза кулаком, я вошла.
Комната была освещена множеством свечей, закрепленных в напольных,
настольных и настенных подсвечниках.