"Сергей Галихин "Эра Водолея" (главы из романа)" - читать интересную книгу автора

неторопливо идущему к мусорному контейнеру и смотрящему под ноги.
- Михаил Игоревич, - сказал Зубков, кутаясь в кожаную куртку.
Синицын поднял глаза, посмотрел на незнакомца и остановился.
- Константин Зубков, корреспондент газеты "Новости дня". - Костя достал
удостоверение и протянул его профессору.
Синицын бросил короткий взгляд на документы Зубкова.
- Мы можем поговорить?
- О чем?
- О вашей диссертации, о хирургическом отделении, из которого вы ушли в
заводскую медсанчасть, о переезде в красный сектор, о вашей жене, о сыне,
который был вынужден оставить математическую школу.
- Вы знаете ответы на все вопросы, - сказал Синицын. - Так что наша
беседа бессмысленна. До свидания.
Синицын сделал шаг, чтобы продолжить путь к мусорному контейнеру,
стоящему в другом конце двора, но Костя преградил ему дорогу.
- То, что вам теперь живется несладко, ясно как божий день. Но ведь вы
же еще и писатель... - пытался возразить Костя.
- Молодой человек, я же вам сказал, наша беседа не имеет смысла.
- Я вам не верю, - жестко сказал Костя. - Я никогда не поверю, что
человек, написавший "Сказку о радуге"...
- У вас есть дети? - спросил Синицын.
- Нет.
- Вот когда появятся, спросите себя, во что вы верите. До свидания.
Чуть отстранив Зубкова, Синицын продолжил свой путь, ступая резиновыми
сапогами по мелким лужам на тротуаре. Зубков смотрел ему в спину. Косте
говорили, что Синицын сломался, что он не скажет ни слова, что он бросил
писать. А если и не бросил, то никогда никому об этом не расскажет. Будет
складывать пухлые и тонюсенькие папочки в ящик. И лишь в завещании
напишет, что передает свои сочинения в собственность кому-либо с
непременным условием, что это будет напечатано.
Зубков сел в машину и медленно поехал прочь со двора. В зеркало заднего
вида он видел, как Синицын открыл дверь подъезда и остановился, провожая
машину взглядом.
По дороге в редакцию Костя думал, что ему здесь нравится все меньше и
меньше. Практичность и разумность в жизнеобеспечении граждан и их
социальной защите граничила с невероятным цинизмом права сильного,
вытекавшего из безусловного приоритета большинства перед меньшинством,
права решать что-то за другого, объясняя это его же собственным
благополучием, совершенно не задумываясь, а нужно ли ему это благополучие.
И все это было в скрытой форме, под личиной всеобщего блага, с лежащим
на витрине уважением чужого мнения и чужих свобод.
Профессор Синицын был хирургом от Бога. Он брался оперировать
пациентов, которых его коллеги считали безнадежными. Если был хотя бы один
шанс достать человека из могилы, Синицын его использовал. Но у профессора
было хобби. Он сочинял сказки для взрослых. Верховному Совету и президенту
эти сказки не нравились. В течение полугода, вдумчиво и с расстановкой,
Синицына вынудили уйти с работы. В результате его семье пришлось переехать
жить в красный сектор, ребенок не смог больше посещать ту математическую
школу, которая ему нравилась, жене пришлось уйти из ателье при киностудии,
и теперь она работала дворником.