"Мария Галина. Совсем другая сторона" - читать интересную книгу автора

было протиснуться. Я и влезла туда. Теперь мне было немного спокойней, если
не считать того, что меня заживо могли съесть крысы. И штурмовики потом
найдут мой обглоданный скелет. Я еще какое-то время просидела на корточках,
всерьез обдумывая, что они будут делать с этим скелетом, потом
почувствовала, что сидеть в такой позе больше не могу - затекают ноги.
Вернее, уже затекли - я перестала их чувствовать. Тогда я все также на
карачках, согнувшись в три погибели, проползла вперед и почувствовала, как
пол подо мной уходит вниз. Мне стало страшно, я
развернулась, попыталась дотянуться до отверстия, через которое и
влезла сюда, но ноги уже ехали куда-то и я вместе с ними.
Я оказалась не знаю где.
Кругом стояла сплошная тьма, но потом - вот бред собачий - я увидела
одну-единственную тусклую лампочку. Она освещала металлические своды,
перекрытия, вентиляционные решетки... Дальше, за ней, опять лежала тьма.
Подземный город.
Я слышала много чего разного о подземном городе. Что там бомбоубежища.
Что там жилые помещения для высшего военного состава.
Продуктовые склады. Подземные заводы.
Видимо, это был какой-то другой подземный город. Ничего кроме бетонного
пола, стальных перекрытий, и, в освещенном единственной лампочкой коридоре,
я увидела металлические блестящие полосы. Здесь обрывались рельсы. Шли они,
получается, в никуда, то есть, сюда, но ведь должны же были они где-то
начинаться? Я решила, что пойду по рельсам - по крайней мере, если я буду
держаться их, то, скорее всего, не упаду в какой-нибудь подземный колодец,
потому что над подземными колодцами рельсы, как правило, не прокладывают.
Так что я двинулась вперед, время от времени нащупывая ногой металлическую
полосу, чтобы убедиться, что она никуда не делась. Шла я так час или
полтора, пока, пнув в очередной раз в сторону рельсов носком крепкого
довоенного ботинка, не обнаружила, что они кончились.
Тогда я села на землю и заплакала.
Я плакала над собой (если честно), над тем, что я понятия не имею, что
делать дальше, но и над всей далекой, призрачной довоенной жизнью, где были
родные и друзья, а голода и страха не было. Я плакала потому, что
изношенный, отравленный страхом мозг отказывался соображать что-либо. И даже
потому, что больше никогда не услышу лекций в университете. Я оплакивала
весь прежний, уничтоженный, невозвратимый мир, сама того не понимая.
Так я проревела какое-то время, а когда вытерла глаза (не потому, что
отчаянье прошло, а потому, что от ужаса меня охватил какой-то безнадежный
ступор), то увидела, что откуда-то сбоку, на пыльный пол, на все эти балки и
перекрытия, легла полоса света.
Дневной свет, или, во всяком случае, утренний - ночь закончилась.
Я поглядела на часы - хорошие офицерские часы со светящимися
стрелками - мне подарила их приятельница, которая работала на вещевом
складе - отличная должность в наше тяжелое время. Я была здорово не в себе,
но у меня хватило остатков ума, чтобы сообразить, что со временем творится
что-то неладное - они показывали три часа чего-то, эти часы. Либо я провела
в проклятом подземелье гораздо больше времени, чем думала, потому что
провалялась где-нибудь на бетонном полу без сознания, либо...
Это был не дневной свет?
Да нет, дневной, он просто лился из какой-то трещины в стене - она,