"Мария Галина. Бард" - читать интересную книгу автора

травинок тоненькие полупрозрачные стрекозы. Кто-то черный на фоне синего
неба правил лодкой, отталкиваясь черным высоким шестом, сапоги были
точь-в-точь как на убитом кэлпи...
Трава шуршала, под щекой у Фомы были теплые, пропахшие смолой доски, в
лужице воды рядом с носом плавала мелкая серебристая рыбья чешуя, сзади
слышались те же гортанные голоса - перекликались кэлпи на лодках. Поднялся
туман, солнце стало как расплывчатое мутное пятно, но все равно грело, и
вдруг ни с того ни с сего на Фому нахлынуло ощущение покорности и тихого
покоя, словно стебли, расступаясь перед носом лодки, тихо шуршали: все
хорош-шо... все хорош-шо... оч-чень хорош-шо...
Но все было совсем плохо... ...Днище шоркнуло, лодка прошла еще немного
и стала. Кэлпи выскочил на подмытый берег, втащил лодку на отмель и,
наклонившись над Фомой, ловко разрезал стягивающие ноги веревки. Фома
подтянул коленки к подбородку и сел.
Лодка прочно укрепилась в наносах песка. Со всех сторон свешивались
ветки ивняка, накрывая ее словно шатром. Здесь все было зеленоватым, мягким,
переливчатым: на зеленоватой воде отблескивали острые солнечные искры,
иногда растягиваясь от мелкой волны в перекрученные восьмерки.
Неудивительно, что и сами кэлпи зеленые, подумал Фома.
- Ты, вставай, - сказал кэлпи, обращаясь к Фоме.
Фома сделал вид, что не расслышал или не понял, так и остался сидеть на
дне лодки. Черно-зеленая бабочка сорвалась с ветки и порхнула в глубь
островка, ее крылья казались исчезающими клочками света и тени.
Кэлпи протянул длинную руку и двинул Фому по уху. В ухе зазвенело.
Вдобавок кэлпи двинул по раненому уху.
Фома набрал в грудь побольше воздуха и постарался принять бесстрашный
вид. Ухо болело.
"Надо быть мужественным, - подумал Фома. - Как в кино. Надо не говорить
ни слова. И смотреть врагам в глаза".
В своих путаных мечтаниях он порой был таким вот героем прошлой войны,
совершал с автоматом в руках вылазки в страшные леса, где подгнившие деревья
стояли по пояс в воде, и дышали ядовитые испарения с болот, и страшные
зеленые кэлпи устраивали в ветвях засады, и хватали его, и пытали, заставляя
выдать расположение лагеря, а он, не сказав ни слова, умирал с гордой
усмешкой на окровавленных устах.
- Еще в ухо захотел? - мрачно спросил кэлпи.
- Бей меня сколько угодно, нелюдь, - сказал Фома. - Я все равно ничего
не скажу.
Кэлпи был несколько ошарашен.
- Не скажешь что? - спросил он.
- Ну... - Фома задумался: а что он и в самом деле может сказать? - Про
часовых. Про тайные тропы.
Зачем я сказал про часовых? Они сейчас начнут меня пытать и запытают до
смерти. Смогу я удержаться и не рассказать им про вышки с часовыми или про
генераторы, подающие ток к ограде Территорий? Или выдам все, какой позор...
никто не будет со мной разговаривать, никто-никто, никогда.
- Ты маленький, - обидно сказал кэлпи. - Маленькие ничего не знают.
- Я не маленький, - сказал Фома. - Я уже в четвертый класс хожу.
- Дурак, - бросил кэлпи.
- Сам дурак, - сказал Фома, - дурак и убийца. Вы убили дядю Эжена.