"Марк Лазаревич Галлай. Испытано в небе" - читать интересную книгу автораорлы; фактически ребята на этих постах долечивали после госпиталей
полученные на фронте ранения). Не сразу, но все же сравнительно быстро было установлено, что мы не фашистский десант и не диверсионная группа, а равно не имеем явно выраженных шпионских намерений. Немало способствовал этому Твардовский, и не столько даже он сам, сколько незримо присутствовавший у нас на борту Василий Теркин. В последующие годы Александр Трифонович не раз вспоминал этот насыщенный приключениями полет, с которого началось наше доброе, долгое знакомство, предел которому положила только кончина этого замечательного человека. Обогревшись в избе у одного из местных жителей, мы все, за исключением механика, завалились в кузов той же любезно предоставленной нам полуторки и, зарывшись в сено, двинулись за тридцать километров к ближайшей железнодорожной станции. По дороге стемнело. На станции тускло мерцали только синие огоньки фонариков у стрелок. В зале ожидания было темно и холодно. Единственный источник бодрости - рупор репродуктора - долго выдавал что-то невнятное, пока вдруг неожиданно из него не полился вальс: С берез неслышим, невесом Слетает желтый лист... Я раньше почему-то ни разу не слышал эту песню поэта М. Исаковского и композитора М. Блантера, и она прочно ассоциировалась в моей памяти с тем вечером в холодном темном станционном зале и со всеми событиями прошедшего привязанная к каким-то событиям его жизни. Впрочем, все это непосредственно к происшествию, о котором идет речь, не относится. Главное, ради чего был начат рассказ о нем, заключается в том, что умница мотор не отказал, пока мы летели над местами, где вынужденная посадка была бы равносильна катастрофе. Дотерпел, бедняга, до первого подходящего поля! Опять явное везение!.. *** Иногда бывает, что везение и невезение даже в одном полете по нескольку раз сменяют друг друга. Об одном таком полете нам - в то время начинающим летчикам-испытателям - рассказал еще в довоенные годы наш старший коллега Борис Николаевич Кудрин. Дело было в середине двадцатых годов. Товарищ нашего рассказчика по отряду пассажирских самолетов, пилот И.Ф. Бывалов, отправился на своем "Дорнье" в очередной рейс (в то время на наших линиях отечественная техника еще не успела вытеснить иностранную). Поначалу все обстояло прекрасно. Но через некоторое время местность внизу стало заволакивать туманом. Сначала затянуло низины, потом леса, наконец, исчезли из виду и пригорки. Это было очень красиво. Но красота красотой, а с точки зрения практической ничего хорошего про туман не скажешь. Начать с того, что, не имея возможности "сличать карту с местностью", летчик вынужден был упереться |
|
|