"И.Гамаюнов. Легко ли быть папой? (невыдуманная история об одном начинающем отце)" - читать интересную книгу автора


Телефон зазвонил не вовремя.
Ксенька как раз переползла диван и уже тянулась к белому проводку с
розовым выключателем: сейчас сомкнет вокруг проводка миниатюрные пальчики,
брякнет настенным светильником и ее сосредоточенно-экспериментаторское
лицо засияет восторженно.
Но тут вошла Вера Ивановна:
- Тебя... Иди, я посмотрю за ней.
Мы так замечательно с ней работали! Я переносил ее в другой конец
дивана, она, энергично работая локтями и коленками, пересекала его,
жмурясь, гремела светильником, я опять хватал ее и переносил... С каждым
разом она проделывала свой путь все сноровистее и радостнее, хваталась за
проводок (выдернутый из розетки) все увереннее... А тут-телефон.
Он недалеко, почти у двери, в смежной комнате.
Ну да, конечно, кто же еще может звонить в воскресенье по служебным
делам, кроме Вадима Николаевича! Голос - будто наждачной бумагой по
трубке... Чертежи, "привязка коммуникаций", "по-новому нужно решить, а
сроки жмут"... Руководитель у насдеповой, но чересчур поглощен работой;
как-то позвонил мне в половине двенадцатого ночи, будучи уверен,
что'только девять вечера.
Сейчас я старался быстрее закончить разговор, так как за дверью слышал
профессионально звучащий, учительский голос Веры Ивановны: "Нельзя это
трогать! Ни в коем случае!"
Мне тут же представилось, как лицо Ксеньки мгновенно снова становится
прежним, беспомощно удивленным и непонимающим, каким оно было несколько
месяцев назад. Тогда она только начинала рассматривать свои руки, ноги,
шлепать ладонью по игрушкам, по деревянным прутьям кровати. На каждую
игрушку внимания у нее хватало самое большее на полминуты.
Немножко дольше она могла слушать наши с ней-разговоры.
Ее, видно, здесь занимало меняющееся выражение лица и интонации. Позже,
когда она стала ползать, у нее появился странный объект интереса - нитка
на диванном покрывале.
Эту нитку она могла рассматривать и ковырять почти три минуты - срок
для нее огромный! Вот тут уже ее лицо все чаще утрачивало свое
беспомощно-удивленное выражение, становилось сосредоточенно-деловым.
Сейчас у нее уже солидный исследовательский опыт: оторванная обложка
книги, выковыренная затычка из надутого гуся (звук-"Пых!", изумленный
вскрик) и наконец-настенный светильник.
Вадим Николаевич говорил что-то об ошибке в расчетах, а за дверью уже
слышался тревожный писк, заглушаемый отчетливо звучащими словами: "Нет,
Ксюша, не надо! Вот, смотри, какая интересная игрушка!"
Когда я положил трубку, в соседней комнате писк сменился громким ревом.
(Удивительно, такое маленькое, почти невесомое существо и такой мощный
басистый звук! Даже в комнате соседки бабы Глаши слышно.)
Вхожу. Вера Ивановна трясет давно уже надоевшей Ксеньке погремушкой у
ее искаженного плачем лица, сердито приговаривая:
- Избаловали девчонку. Все ей позволяют!
Из ванной, бросив стирку, прибежала Валя. Пришел Максим Петрович,
оторвавшись от разобранного до последнего винтика фотоаппарата.
- Разве можно так воспитывать?! - продолжала возмущаться Вера Ивановна.