"За красными ставнями" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 4

Последовало долгое молчание.

— Невозможной, а? — странным тоном пробормотал Г. М.

Его взгляд с тоской устремился к сифону с содовой на столе, потом к макушке полковника Дюрока. Вцепившись в подлокотники кресла, он вынудил себя подняться и застыл, глядя поверх балюстрады.

— Это судьба, — заявил Г. М. — Это экономический закон, это чертова реинкарнация! — Он повернулся: — Полковник, я не могу этого сделать. Может быть, вы правы насчет моего упрямства, но это так. Я уже все объяснил Морин Холмс и больше ничего не могу добавить.

Тем не менее он добрых двадцать минут говорил об одном и том же, покуда Дюрок почтительно слушал. «Форд»-фургон с багажом Г. М. и Морин еле слышно въехал в гараж внизу, после чего невидимые арабские слуги внесли багаж в дом через дверь в гараже.

— Что касается вашего приглашения, — закончил Г. М. с видом мученика, — благодарю вас, но мне лучше его отклонить. Старик никогда не требует много, если не может спеть за свой ужин. Я…

Внезапно он умолк с открытым ртом.

Впервые маленький коренастый полковник был охвачен гневом. Он стоял, выпятив живот и сверкая голубыми глазами.

— Сэр, — начал полковник Дюрок, — если вы воображаете, что мое приглашение было формой подкупа, я не так уж стар, чтобы воспользоваться шпагой или пистолетом!

— Ой! Придержите автобус!

— Сперва я всего лишь думал, что вам здесь будет удобнее. Потом я увидел вас, и вы мне понравились. Если вы не верите этому, то получите любое удовлетворение. Если верите, то могу сказать вам, что вполне понимаю ваше нежелание ввязываться в чужие дела, которые я пытался навязать вам. Если же вы все еще хотите быть моим гостем, я буду самым счастливым человеком во всем Танжере.

— О, ради бога! — простонал Г. М., сильно покраснев. Он понимал эти церемонные континентальные любезности и втайне восхищался ими, хотя они смущали его. — Полковник, я не слишком силен в подобных разговорах. Но я бы хотел остаться.

Дюрок тоже выглядел смущенным, но быстро обрел вдохновение.

— Выпьем еще по стаканчику! — воскликнул он.

— Отлично! — одобрил Г. М., для которого, как для истого англичанина, это казалось единственным решением проблемы. — Давайте выпьем все, что есть на столе!

Быстро схватив два пустых бокала, Дюрок поставил их на стол, наполнил до середины виски и начал добавлять содовую, когда на каменных ступеньках снаружи послышались легкие молодые шаги.

Через минуту на яркие плитки балкона шагнула Пола Бентли; ее светлая кожа слегка покраснела на ветру. Полковник Дюрок внешне строго, но с внутренним одобрением смотрел на ее белое шелковое платье, обтягивающее фигуру, и ноги в сандалиях. Он погрозил ей пальцем, но она, улыбнувшись, смело подбежала к нему и поцеловала в щеку.

— Ха-ха! — воскликнул Дюрок.

Следом за Полой появились Альварес и Морин. Девушка казалась оживленной и возбужденной; она куда менее, чем раньше, напоминала фигуру с витражей испанского собора. Когда Альварес склонился к ней, только стоящий совсем близко мог бы расслышать его загадочное слово:

— «Каравель»?

— Ну… да! — прошептала в ответ Морин. — Хотя я должна работать.

— Но ведь вы не его… Я имею в виду, не его сек… Не важно. Вы говорили мне…

Морин поспешила вперед, бросив взгляд на Полу. Вид с балюстрады ослепил ее, несмотря на уродливо торчащую водонапорную башню.

— Комендант Альварес, — сказала она, — водил нас на восхитительную прогулку по Олд-Маунтин-роуд. Оттуда открывается великолепная панорама города… Ой!

Морин умолкла, заметив усмехающегося полковника Дюрока. Альварес с деревянным лицом подошел к столу и отдал честь.

— Мисс Холмс, позвольте представить вам полковника Жоржа Дюрока, нашего комиссара полиции.

— Enchante, mademoiselle![35] — произнес Дюрок, поднося к губам протянутую руку девушки.

— Tres heureuse, monsieur![36] — Морин сделала удачную попытку присесть в реверансе. Ее школьно-колледжский французский слетал с языка гладко, словно во сне. Впрочем, Морин ощущала себя пьяной, хотя и не выпила ни капли.

При виде своего подчиненного полковник Дюрок вновь принял строгий вид, будучи ярым поборником дисциплины. Он сел на стул у плетеного стола и постучал по нему костяшками пальцев.

— Комендант Альварес!

— Да, сэр?

Полковник Дюрок решил говорить по-английски, хотя ставил себя в невыгодное положение на фоне безукоризненной речи подчиненного. Будь он менее поглощен своими мыслями, то заметил бы, что лицо Альвареса странно подергивается, как у человека, который вот-вот взорвется.

— Я нахожу, комендант, вашу идею маленького обмана, осуществленную в аэропорту, весьма неудачной. Поведение сэра Генри Мерривейла…

— Очень сожалею, сэр. П-поведение с-сэра Генри М-мер-ривейла…

То, что сделал Альварес, никто не мог от него ожидать.

Он начал смеяться как безумный. Сначала это был хохот во все горло, каким мы приветствуем ужимки братьев Маркс[37] или мистера Чаплина. Затем это приняло вид колик в животе — бедняга согнулся вдвое, сотрясаясь в судорогах смеха и одновременно пытаясь произнести слова объяснения. Все были изумлены.

— Комендант! — рявкнул шокированный полковник, стукнув кулаком по столу.

Альварес сделал героическую попытку выпрямиться.

— Я с-сожалею! — заикался он. — К-конечно, у меня такое же д-детское чувство юмора, как у арабов. Однако видеть сэра Генри М-мерривейла, втаскиваемого в двери аэропорта этими леди и мною, но п-продолжающего выкрикивать арабские ругательства-Щеки коменданта снова вздулись. Прислонившись к столу, он расхохотался прямо в лицо взбешенному полковнику.

— Что в этом забавного? — рявкнул Г. М.

— О, пускай смеется! — Морин умоляюще посмотрела на Дюрока и повернулась к Альваресу. — Все эти годы вы строили из себя невесть что, стараясь произвести на людей впечатление или напугать их и не будучи самим собой. Так что смейтесь — это пойдет вам на пользу.

— В этом есть резон, — подхватила Пола, тоже давясь от смеха.

Альварес взял себя в руки, хотя слезы все еще струились по его щекам. Полковник колебался. Конечно, дисциплина прежде всего, но виновного защищали две хорошенькие девушки. К тому же он впервые видел Альвареса смеющимся — значит, комендант был не совсем «гребной шлюпкой». Все это склоняло Дюрока к снисходительности.

— Вы понимаете, комендант, — мрачно осведомился он, — что ваше поведение могло иметь серьезные последствия?

— Да, сэр.

— Ну тогда я об этом забуду. — Однако гнев Дюрока еще не истощился. — Но знайте, комендант, больше это не должно повториться, или Роберт ваш дядя!

— Что?! — Пола Бентли отвернулась и вновь затряслась от беззвучного смеха.

Хотя Альварес оставался серьезным, его смуглый лоб озадаченно наморщился.

— Это не повторится, сэр. Но могу ли я почтительно осведомиться насчет дяди Роберта?..

Полковник Дюрок, ожидавший подобного вопроса, радостно хлопнул себя по бедру.

— Это английская идиома! — воскликнул он. — Неужели вы ее не знаете, хотя провели большую часть жизни в Англии? Миндаль вам, комендант! Это американский сленг, которому я научился в баре «Парад».

— Прошу прощения, сэр, но, по-моему, надо говорить «орехи».

— Какие орехи?

— «Будет вам на орехи!», сэр.

— Тогда орехи вам! — рявкнул полковник и застыл с кулаком в воздухе. Потом он опустил руку, и его красное лицо покраснело еще сильнее. Его мозг под коротко стриженными седыми волосами путался в словах, никак не складывающихся в осмысленные фразы. Это было очень скверно. Нельзя шутить с подчиненными — необходимо сохранять достоинство и помнить о дисциплине. — Поймите, комендант, я не сержусь из-за того, что вы смеялись, — возможно, это хороший признак. Но, — абсолютно несправедливо добавил полковник Дюрок, — ваш сегодняшний промах вполне обоснованно побудил сэра Генри отказаться помочь нам в нашем деле. Сэр Генри Мерривейл… — Он указал в сторону упомянутого лица.

В течение некоторого времени никто не замечал Г. М. — разве только исключая его единственную вспышку гнева. Он неподвижно стоял спиной к балюстраде, массируя подбородок пальцами левой руки и жуя какие-то голубые цветы. При этом его глаза задумчиво и одновременно злобно поглядывали на Морин Холмс.

Морин, ранее слишком поглощенная другими делами, наконец заметила это, пригладила волосы и посмотрела на чулки в поисках спустившихся петель.

— «По-детски», — заговорил Г. М. тоном человека, цитирующего кого-то, скосив один глаз в угол потолка балкона. — «По-детски», а?

Морин поняла, в чем дело.

— Пожалуйста, не начинайте снова! Я не имела это в виду, а если имела, то лишь отчасти. Я лишь пыталась помочь…

— «Первый же мошенник, которого вы встретите, — безжалостно продолжал Г. М., — обведет вас вокруг пальца». А я сказал, что покажу вам, не так ли? Хотя не имел ни малейшего понятия, как это сделать. Ладно!

— Вы действительно ведете себя по-детски!

— А вы все еще моя секретарша? — усмехнулся Г. М. — Остаетесь в этом доме, чтобы писать под диктовку?

— Да! — с вызовом ответила Морин. — Вы говорили, что вполне справитесь. Я этому не верю. Что ж, попробуйте.

Во время этого диалога Альварес с некоторым испугом переводил взгляд с одного на другую.

Г. М. повернулся и выплюнул жвачку из голубых цветов за балюстраду.

— Если ваше предложение еще в силе, полковник, — обратился он к Дюроку, — то я передумал. Я согласен оказать вам любую посильную помощь в деле этого преступника-призрака. Мы с вами наверняка его прищучим.

Полковник Дюрок вскочил со стула:

— Вы серьезно?

— Вполне серьезно.

— Господи! — воскликнул он. — Если моя маленькая организация с вашей помощью сможет поймать чудовище, которое мы называем Железный Сундук, и посрамит полицейские силы Рима и Парижа, то я умру счастливым даже в собачьей конуре! — Он судорожно глотнул. — Когда вы желаете приступить к делу?

— Немедленно.

— А как же ленч? — Дюрок посмотрел на часы. — Tiens,[38] должно быть, слуги забыли о нем. Если вы подробно объясните арабу, что нужно сделать, он все выполнит как надо. Но если вы забудете о своем распоряжении, он решит, что вы передумали, и тоже об этом забудет.

— К черту ленч, — грубо сказал Г. М. — Просто дайте мне несколько сандвичей и виски с содовой. Покажите каждый рапорт, каждую улику — все, что у вас имеется на этого типа. И избавьтесь от всех остальных, кроме…

Морин стояла около стула, на который бросила манто, с высокомерной улыбкой, которая, как она надеялась, разозлит сэра Генри. Но когда его губы беззвучно произнесли слова: «Вы умеете стенографировать?» — она сразу кивнула.

— Избавьтесь от всех, — закончил Г. М., — кроме моей секретарши.

— Ну, я все равно должна уезжать, — сказала Пола. — Я обещала встретиться с Биллом. Полковник Дюрок, можно я сбегаю наверх и вызову такси?

— Чепуха! — возразил полковник. — Комендант Альварес отвезет вас в моем «паккарде».

— Дорогая моя, — с присущей ей искренностью обратилась Пола Бентли к Морин, — как-нибудь вечером мы с вами обязательно куда-нибудь отправимся. Завтра подойдет?

— С удовольствием.

— Отлично. Но сегодняшний вечер — особенный для нас с Биллом. Мы собираемся пообедать в «Али-Бабе», потом поплавать, а потом…

— Поплавать в такую погоду! Не слишком ли холодно?

— О, я не имела в виду здешний пляж! — улыбнулась Пола. — К тому же Средиземное море всегда теплое на несколько миль в обе стороны от мыса Спартель. Вы должны как-нибудь искупаться…

— Обязательно, — заверила ее Морин. — Но открою вам страшную тайну — я не знала, какие купальные костюмы сейчас в моде, и решила купить его здесь.

— Купальный костюм? — Пола с удивлением посмотрела на нее и засмеялась. — Зачем он вам? Ведь рядом наверняка никого не окажется.

— О! — Морин задумалась над такой возможностью, но поспешно отогнала эти мысли, тем более что в них вторгся бас сэра Генри Мерривейла:

— Предлагаю маленькое пари, полковник. Скажем, ставлю тысячу фунтов против десяти, что мы прищучим этого прохвоста в течение сорока восьми часов.

— Друг мой, вы не знаете его «послужной список»!

— Плевать я на него хотел! Кто принимает мое пари?

Альварес протянул руку, которую Г. М. торжественно пожал. Молодой человек с длинным прямым носом, золотисто-карими глазами и улыбающимся широким ртом выглядел задумчивым.

— Я принимаю ваше пари, сэр, — сказал он, — но хочу, чтобы вы его выиграли. С вашей стороны было в высшей степени достойно предложить нам помощь.

— Вовсе нет, сынок. — Г. М. повысил голос. — Я намерен преподать урок этому наглому субъекту, который принимает природное достоинство за тупость.

— Прошу прощения, сэр. — Альварес немного поколебался. — Между нами говоря, я знаю, что мисс Холмс… никак с вами не связана, если можно так выразиться. Но вы не собираетесь держать ее здесь весь вечер?

— Решили покутить, сынок? — с интересом и одобрением осведомился Г. М. — Нет. Только на пару часов.

— Покутить? — Альварес пришел в ужас. — Нет-нет! Только пообедать.

— Вы когда-нибудь встречали мужчину, — шепнула Морин Поле, стиснув кулаки, — который настолько выводит вас из себя, что пробуждает желание царапаться?

— Хуан Альварес? — Пола была озадачена. — Но он не…

— Нет! Я имею в виду этого ужасного…

— О, сэр Генри! — Пола усмехнулась. — Дорогая, вы никогда не поймете мужчин этого типа, пока не научитесь смеяться над ними. Иначе вам придется выходить из себя постоянно.

Полковник Дюрок хлопнул в ладоши, напоминая о дисциплине.

— Комендант Альварес! Вы отвезете миссис Бентли в британское консульство, потом поедете в 7-й участок и отправите машину назад. Никто не звонил мне насчет багажа пассажиров, — загадочно добавил он, — но это может занять много времени. Возможно, вы первым получите новости. В любом случае позвоните мне через час. C'est entendu?[39] Превосходно. А я сейчас поручу «фатьме» приготовить сандвичи. Идите!

Через две минуты на террасе стало тихо. «Паккард» полковника Дюрока задним ходом выехал из гаража. Пола, оборачиваясь с переднего сиденья, доказывала Морин, что ей не нужен купальный костюм, а шокированный Альварес пытался заставить ее умолкнуть. Полковник Дюрок вышел в высокий холл, выложенный мраморными плитками, и резко окликнул кого-то по-арабски. Ему ответил быстрый топот ног.

Сев на кресло у балюстрады, Г. М. поправил шляпу и зажег очередную зловонную сигару. Морин придвинула плетеный стул ближе к столу. Какое-то время Г. М. молча курил.

— Значит, вы решили остаться здесь? — спросил он.

У Морин уже был готов ответ.

— Это гораздо лучше, чем оплачивать колоссальный отельный счет, не так ли?

— Сомневаюсь, что вы подумали об этом в первую очередь. Не лгите мне, девочка моя. Да, и еще одно! Насколько я могу судить, с этим парнем, Альваресом, все в порядке. Но не заходите слишком далеко без моей санкции. Поняли?

— Ну, знаете! — негодующе воскликнула Морин. — По-моему, мне пора обследовать голову. Я стала слишком податливой. Любая другая женщина сказала бы вам все, что она о вас думает, и не стала бы иметь с вами дело. Очевидно, я безнадежна.

— Напротив. — Г. М. покачал головой. — В вас слишком много ирландско-американского упрямства, хотя вы знаете, что сражаетесь со старым профессионалом, в десять раз превосходящим вас по умственному весу. Вы недурны собой. У вас доброе сердце. Вы преданы любому, кто, по вашему мнению, нуждается в помощи. Короче говоря, девочка моя, вы не так уж плохи.

Пережившая насыщенный событиями день Морин была близка к истерике.

— Вы умеете делать комплименты самым отвратительным способом, какой я когда-либо слышала!

— Ничем не могу помочь. Таков уж я. Кроме того, — добавил Г. М., покончив с комплиментами, — вас, как и меня, одолевает любопытство насчет дела этого человека-призрака. Альварес рассказал вам кое-что о нем во время прогулки?

Морин кивнула.

— Так чего же вы молчите? — Г. М. сердито уставился на нее. — Мы ведь друзья, верно?

— Ну… да, — согласилась Морин.

В мраморном холле послышались приближающиеся шаги. Так как солнце зашло за дом, оставив в тени большую часть террасы, интерьер холла за открытыми зелеными дверями выглядел мрачно. Полковник Дюрок нес под мышкой сундук из железа или стали, длиной около двух футов и высотой около одного, с причудливой резьбой, и со стуком поставил его на пол у двери. Потом он шагнул на террасу, сел за стол с разложенными документами и достал карандаш.

— Приступим к делу! С чего, друг мой, вы хотите начать?

Морин вынула из сумочки одну из тех записных книжек с приделанным заостренным карандашом, в которых мы все собираемся вести дневник, но никогда этого не делаем.

— Не стенографируйте, пока я не скажу: «Это важно. Запишите», — предупредил ее Г. М. — Значит, вы бросаете мне вызов, а? Тогда вы увидите, как работает старик. — Он повернулся к полковнику Дюроку: — Сначала, сынок, немного о прошлом этого парня. Кстати, у него есть имя?

— К сожалению, мы его не знаем. Полиция многих стран называет его Железный Сундук. Его «послужной список», хотя и занимает чуть более года — с 27 февраля 1949-го по 1 апреля нынешнего, 1950-го, — тем не менее поразителен!

— Разумеется. — Г. М., не выглядевший особо впечатленным, сонно попыхивал сигарой. — Но что именно он натворил? Каков его рэкет?

— Он самый опасный вор-взломщик из всех, находящихся на свободе.

— Ох, сынок! — простонал Г. М. — Я всегда говорил, что профессиональные преступники — скучнейшая публика в мире!

Полковник Дюрок улыбнулся кошачьей улыбкой:

— Только не этот, друг мой, — можете мне поверить.

— Хм! Полагаю, никаких фотографий или отпечатков пальцев?

— Увы, нет.

— И достоверных описаний очевидцев?

— Тоже нет. Его видели неоднократно — иногда на достаточно близком расстоянии. Однажды даже лицом к лицу, и тогда… Но об этом позже.

Глаза Г. М. прищурились — в них мелькнул интерес. Выпрямившись на стуле, он полуобернулся к Морин, но передумал и не стал приказывать ей записывать.

— Скажите, полковник, есть у него какие-нибудь особенности — вы знаете, что я имею в виду, — по которым вы можете опознать его, как конкретного человека, выполнившего конкретную работу?

— Конечно есть! — воскликнул Дюрок. — И так много, друг мой, что мне даже не нужны мои записи. — Он начал поочередно загибать пальцы. — Во-первых, неизвестно ни одного случая, когда Железный Сундук взломал бы частный дом. Он грабит маленькие современные банки или ювелирные магазины. Во-вторых, он всегда вскрывает сейф электрической дрелью, что само по себе необычно. Дрель тоже необычная — она называется «Шпандау», как немецкий пулемет. Трижды он ломал дрель и был вынужден заменять ее другой, оставляя первую на месте преступления. Механизм дрели действует при любом напряжении — ее можно включать в любой штепсель. В-третьих, в ювелирных магазинах он берет только алмазы — обработанные и нет, — и ничего больше. В маленьких банках он не прикасается ни к золоту, ни к серебру — только к банкнотам с незарегистрированными номерами. Действительно, друг мой, в Англии однофунтовые банкноты не регистрируются и их невозможно отследить?

Г. М. кивнул, жуя сигару:

— Это правда, полковник. Серийные номера фиксируются только начиная с пятифунтовых купюр.

— Наш человек действует по тому же принципу. Хотя он добывает кучу бриллиантов, взламывая вдвое больше ювелирных магазинов, чем банков, но в любой стране жертвует деньгами ради безопасности. Теперь, пожалуйста, прошу внимания! В-четвертых и в-последних! Во время каждого рейда он носит под левой подмышкой железный сундук — такой, какой вы видите сейчас в холле.

— Погодите! — Г. М. медленно поднялся. — Запишите это, — сказал он Морин. — Это важно, хотя, возможно, не в том смысле, в каком вы думаете. — Г. М. повернулся к Дюроку: — Но как к вам попал этот сундук, если он всегда носит его с собой?

Дюрок усмехнулся. Полковник в известном смысле гордился своим преступником, хотя, как он говорил, охотно умер бы в собачьей конуре, чтобы увидеть его за решеткой.

— Потому что, друг мой, в двух городах — один раз в Амстердаме, другой в Париже — ему пришлось бросить сундук, когда полиция едва его не настигла. А из рапорта, которым я сейчас не стану вас беспокоить, мы знаем, что у него четыре таких сундука. Все более-менее похожи друг на друга, с почти одинаковой резьбой. Поэтому, отправляясь на очередной рейд, он берет другой сундук.

— Но почему, черт побери?

— Ага! — воскликнул полковник, ожидавший этого вопроса. — Это наша первая проблема. Подумайте над ней!

— Нет, сынок, подумайте сами. Вас же распирает от желания это сделать.

— Может быть. Сундук не очень тяжелый. Он сделан из тонкого листового железа. Его можно носить под мышкой, хотя и не без труда. Бриллианты можно спрятать в карманы, а банкноты — в маленький портфель. Тем не менее он таскает с собой сундук, который мешает ему быстро забирать ноги…

— Вы имеете в виду — уносить ноги? — простодушно спросила Морин.

— Ба! — воскликнул полковник Дюрок. — Ох уж этот английский! Повторяю: сундук препятствует бегству, мешает пользоваться оружием — а этот тип убийца! — и оба брошенных сундука были пустыми. В них нет никакой надобности, и все же он постоянно носит их с собой. Почему?

Последовало молчание.

— А этот парень, часом, не псих? — осведомился Г. М.

— Нет-нет! Это было бы слишком просто. К тому же он тщательно планирует каждый ход, как в шахматах. Для использования сундука есть какая-то причина. Но какая?

Г. М. с беспокойством почесал подбородок. Морин, рисующая бессмысленные знаки карандашом, не знала, довольна она или разочарована. Ее воображение было захвачено безликой фигурой, бродящей с железным сундуком по темным улицам Европы. Г. М. вернулся к своему стулу и сел.

— Мне нужно больше информации! — проворчал он, вынув сигару изо рта. — Хотя возможно, что… Нет, это не важно. Больше информации!

Кивнув, Дюрок открыл коричневую папку, где лежала пачка бумаг с отпечатанным текстом.

— Отлично! — сказал он. — Я хотел бы поведать вам о типичной авантюре Железного Сундука, отличающейся от других лишь тем, что это единственный случай, когда его лицо видели вблизи. Это произошло в Брюсселе — моем родном городе. Тогда я был там в отпуске с женой, и Марк Хэммонд тоже…

— Стоп! Кто такой Марк Хэммонд?

— Славный парень, — быстро ответил Дюрок. — Пишет научные книги и живет в Танжере. Он американец, с отличными манерами и совсем не похож на янки из комиксов. Возможно, он выпивает, но не так уж много…

— Угу. Оставим Хэммонда. Вернемся к преступлению.

— Вы бывали в Брюсселе, сэр Генри? Знаете биржу?

Г. М. задумался, продолжая курить.

— Биржу? Я никогда не бывал внутри, но помню маленькую улочку, где полно кафе со столиками на тротуарах — в том числе перед биржей и справа от нее. Там ничего не купишь, кроме вина, пива или аперитивов. Они даже охлаждают сифоны с содовой, черт бы их побрал, и можно испытать шок, когда вы нажимаете на рычаги и оттуда брызжет лимонад.

— Да-да, это рю дю Миди!

— Конечно, — добавил Г. М., — можно купить виски в магазине и выпить дома.

— Справа от биржи находится узкая улочка с деревьями и фонарями. Там только богатые дома и первоклассные магазины — в том числе брюссельский магазин парижской ювелирной фирмы «Бернштейн и компания»; имеется ее магазин и в Танжере.

Представьте себе теплый весенний вечер. Люди шуршат газетами или звенят стаканами у кафе, отделенные только шумной рю Нев от тихой улочки с освещенными фонарями деревьями. Сейчас десять вечера 5 мая прошлого года.

Остальные молчали. Сдвинув черные с проседью брови, Дюрок проводил большим пальцем но листам с отпечатанным текстом, словно вспоминая его.

— Вся брюссельская полиция ищет Железного Сундука, который совершил очередной взлом две ночи тому назад. Тем не менее в десять вечера, менее чем в сотне футов от ближайшего кафе, он уже трудится над стальными входными дверями «Бернштейна и компании». Открыть такие двери ключом или отмычкой очень трудно. Легчайшее прикосновение приводит в действие сигнализацию. Но в наши дни это обычно.

Справившись с дверями, Железный Сундук проскальзывает внутрь, оставляя их чуть приоткрытыми, чтобы избежать дальнейших неприятностей с замком. Двери слишком толстые, чтобы снаружи услышали электрическую дрель. Он забирает только пятьдесят неотшлифованных алмазов. Почему? Это просто. Хорошо известные драгоценности слишком бросаются в глаза. А эти маленькие серые комочки хороший шлифовальщик, умеющий держать язык за зубами, может сделать неузнаваемыми. Железный Сундук направляется к дверям.

И тогда… Полицейский — ажан по имени Эмиль Леран — патрулирует ту же сторону улицы. Как раз у дверей «Бернштейна и компании» стоит фонарный столб, частично прикрытый листвой. Полицейский настороже и замечает, что стальные двери закрыты не полностью. Он знает, что других входов и выходов нет, поэтому стоит и ждет.

Одна из стальных дверей бесшумно открывается. Кто-то, держа под левой подмышкой железный сундук, ступает на левую ногу, чтобы иметь возможность маневрировать сундуком по прямой линии. И полицейский сталкивается лицом к лицу с неизвестным.

Он хватает сундук сверху и снизу, чувствуя под руками силуэты резных обезьян, и пытается отобрать его, думая, что в нем добыча. Подняв голову, он видит лицо неизвестного при свете фонаря. Потом правая рука грабителя взметается кверху, держа браунинг 32-го калибра. Он стреляет полицейскому прямо в лоб.

Дюрок так сильно хлопнул ладонью по столу, что Морин вздрогнула и уронила карандаш. Она почти слышала выстрел.

— Тут есть что-то очень странное, сынок, — нахмурившись, заметил Г. М. — Если этот коп мертв, как он мог что-то вам рассказать?

Губы Дюрока скривились в иронической усмешке.

— Все дело в том, что он не умер.

— Вы имеете в виду…

— Совершенно верно. Ваши познания в судебной медицине — ведь вы отчасти медик, не только адвокат? — напомнят вам о многих жертвах, получивших худшие повреждения головы, чем от легкой пули 32-го калибра, и все же выживших.

— Да, конечно.

— Но в большинстве случаев, — продолжал Дюрок, — их психика претерпевает изменения. Они не безумны — нет. По поводу большинства вещей их мысли достаточно ясны, но они не всегда бегут по прямой дорожке. Так и наш полицейский, Эмиль Леран, все четко помнит до того, как увидел железный сундук и услышал выстрел. Но потом — пустота! Выстрел словно парализовал его. Он не может вспомнить ни одной черты лица преступника. Если бы этот человек стоял перед ним теперь, он не смог бы его опознать.

Но послушайте, что произошло спустя полсекунды после выстрела… Quelle sensation![40]

Люди в кафе вскочили с мест или выбежали наружу посмотреть, в чем дело. Те, кто находились на поперечной рю Нев, обернулись. Многие видели, как полицейский попятился с тротуара на мостовую и упал лицом вниз. Но никто не видел Железного Сундука. Он исчез.

— Придержите автобус! — снова прервал Г. М., выбросив сигару. — Что за чушь вы несете?

Полковник Дюрок поднял руку, словно принося присягу.

— Я говорю чистую правду, — твердо заявил он. — Все устремились в эту узкую улочку, но Железный Сундук не бежал и даже не шел им навстречу. Люди в противоположном конце улочки услышали выстрел и поспешили к ювелирному магазину с другой стороны, но тоже не столкнулись с Железным Сундуком. Он не скрылся в офисе фирмы, который тут же обыскали. Конечно, все читали о нем в газетах…

— Запишите это, — неожиданно потребовал Г. М., щелкнув пальцами в сторону Морин. — Последнюю фразу. Это может быть важным.

Полковник Дюрок даже не слышал его.

— Железный Сундук, — продолжал он, — не пытался юркнуть в дверь или в окно. На улице для него не было ни единой лазейки. Он даже не мог влезть на дерево, иначе его осветили бы фонари. В любом случае были проверены все варианты. C'est tout.[41] Он просто исчез. — Дюрок закрыл папку. — Симпатичная проблема, а? Наш первый взгляд на призрака. — Он невесело усмехнулся и постучал по папке. — Здесь показания честных и респектабельных свидетелей. У вас есть какие-нибудь вопросы, друг мой?

— Проклятие! — пробормотал Г. М. тоном, который вызвал у Морин злорадство. Он сидел, подпирая рукой подбородок и погрузившись в раздумье.

Морин смотрела вниз на окутываемый темнотой город. Она пыталась вообразить гротескную сцену на брюссельской улице среди деревьев и фонарей, полицейского, смотрящего поверх резного сундука на лицо… кого? Одни наверняка представляли себе кошмар типа Призрака оперы,[42] другие — грабителя-джентльмена во фраке, третьи, более разумные — неприметного оборванца с хитрой и злобной физиономией.

Ее мысли унеслись в сторону. Сегодня вечером она обедает с Хуаном Альваресом в ресторане… как же он называется? «Чоро»? «Чаро»? Кажется, «Чиро».

— Простите, что прерываю вас, полковник Дюрок, — заговорила Морин, — но есть в городе ресторан под названием «Чиро»?

— Есть, и превосходный! Вы должны сказать Анри, что вас прислал я. — Полковник галантно улыбнулся, но тут же обратился к Г. М.: — Ну, друг мой? Вы подготовили вопросы?

— Да. — Г. М. нахмурился. — Тем вечером шел дождь?

— Прошу прощения?

— Шел ли дождь в тот вечер, когда Железный Сундук взломал сейф фирмы «Бернштейн и компания»?

— Не помню. Но я знаю, что вы никогда не задаете вопросы без причины. Постараюсь уточнить это в рапорте.

Открыв папку, полковник Дюрок начал медленно и тщательно просматривать отпечатанные тексты, не упуская ничего. Г. М. повернулся к Морин:

— Лучше запишите и вопрос и ответ, девочка моя. Это очень важно.

Первым импульсом Морин было разорвать бумагу и швырнуть клочки в лицо сэру Генри Мерривейлу. Старик делает это нарочно, чтобы позлить ее! Она не станет это терпеть!

К счастью, в этот момент в дверях появилась арабская «фатьма», толкая перед собой тележку на колесиках с чаем и сандвичами. На полочке ниже подноса лежал небрежно брошенный раскрытый сегодняшний номер «Танжер газетт».

Толстая «фатьма» была облачена в выцветшую голубую блузку, белую юбку и платок, но чадры не было, что позволяло видеть ее круглое улыбающееся лицо. Поставив тележку справа от стула Морин, она заковыляла прочь. Но это дало девушке возможность скрыть собственное лицо, искаженное гневом. Наклонившись, чтобы поправить газету, она собиралась закрыть ее, когда внезапно увидела маленькое объявление. Морин прочитала его дважды.

— Невероятно! — воскликнул полковник Дюрок, отрывая взгляд от страниц с отпечатанным текстом. — В тот день в Брюсселе несколько раз шел небольшой дождь. Последний — настолько незначительный, что даже не потревожил посетителей кафе под навесами, — начался приблизительно без десяти десять и закончился около пяти минут одиннадцатого — минут за двадцать до выстрела. Наш грабитель какое-то время уже трудился над сейфом. Но как вы об этом узнали?

Г. М. скромно кашлянул, даже не взглянув на Морин, что еще сильнее разозлило ее.

— Если не возражаете, полковник, сейчас я не стану вам отвечать. В конце концов, вы подкинули мне нелегкую задачку.

Теперь пришла очередь Дюрока торжествовать.

— Неужели? — отозвался он с хорошо разыгранным удивлением. — Конечно, друг мой, необъяснимое исчезновение преступника в Брюсселе представляет собой проблему. Но это пустяк!

— В самом деле? — Г. М. выпрямился на стуле.

В наступившем молчании они слышали звук старого драндулета, поднимающегося по туннелю к дому. Морин, все еще вне себя от ярости, тщательно списала адрес из объявления.

— Безделица, — улыбнулся полковник. — В Париже он заставил исчезнуть средь бела дня лежащие на столе бриллианты.