"Смерть в пяти коробках" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 3 ПРИВИДЕНИЕ В ОФИСЕ

В начале третьего Сандерс сидел в тускло освещенном зале ожидания Гиффордской больницы и листал журнал не читая. От усталости у него немного дрожали руки. Все было сделано. Пострадавших действительно отравили атропином; но, судя по тому, как их взялись лечить, доза яда оказалась выше, чем он предполагал. Здесь, в больнице, всем сейчас распоряжался доктор Нильсен, а в квартире Хея хозяйничала полиция.

Сандерс с досадой швырнул журнал на столик. Из-за того, что он недооценил опасность, жизнь трех человек оказалась под угрозой! Его вина в том, что ему хотелось покрасоваться перед девушкой и утешить ее.

Тут в зал ожидания вошел старший инспектор Хамфри Мастерс, с которым Сандерс был отлично знаком.

Старший инспектор Мастерс — румяный, невозмутимый, как карточный шулер, с седеющими волосами, старательно зачесанными набок, — выглядел соответственно обстоятельствам. А обстоятельства были таковы, что его вытащили из постели в половине второго ночи.

— А, вот и вы! — обрадовался Мастерс, заметив молодого человека. Он придвинул себе стул и положил на столик кейс. — Дело дрянь, доложу я вам. Нам повезло только в одном: на месте происшествия случайно оказались вы. Всегда приятно иметь дело с человеком, которому можно доверять.

— Спасибо.

Мастерс понизил голос:

— Видите ли, я осмотрел квартирку только мельком — так сказать, предварительно. Сейчас там орудуют наши ребята, а я решил подскочить сюда и посмотреть, как дела у пострадавших. Уж больно скоро их забрала «скорая»…

— Один труп лучше, чем четыре. Старик, мистер Шуман, был в очень тяжелом состоянии.

— То же самое твердит и здешний врач. — Мастерс пристально посмотрел на своего собеседника. — Нет, я вас не виню; я не считаю, что вы напортачили. Вы все сделали как надо. По словам врача, все трое уже вне опасности, но до завтра их лучше никуда не перевозить и не беспокоить. Как по-вашему, он не врет? — Инспектор руководствовался в жизни одним простым правилом: подозревать всех.

— Доктор Нильсен свое дело знает. И потом, если даже вам удастся допросить их сегодня, вы все равно не узнаете ничего ценного.

— Допустим! — Мастерс задумался. — С другой стороны, врач говорит, что дама, миссис Синклер, отделалась сравнительно легко. Наверное, приняла не такую большую дозу яда, как другие. По-моему, я ей не наврежу, если задам несколько вопросов. А вы как считаете? Разумеется, беседовать следует тактично, не задевая ее чувств…

— Если Нильсен не против…

— Я знал, что вы согласитесь! Но прежде всего, если не возражаете, хотелось бы услышать вашу версию случившегося. Мисс Блайстоун сейчас наверху, со своим отцом; ей не до того, чтобы давать показания. Поэтому давайте-ка пока запишем ваш рассказ.

Сандерс добросовестно изложил все, чему стал свидетелем, а Мастерс столь же добросовестно записал. Задолго до конца рассказа Мастерс встал с места и принялся расхаживать по залу; он побагровел больше обычного, и взгляд у него был предельно озабоченный.

— Замечательно. Мы опять вляпались, — заметил он. — Интересно, что скажет обо всем сэр Генри! — Старший инспектор задумался. — Доктор, дело более странное, чем вам кажется. Давайте проясним вот что. Значит, тот тип, Фергюсон, назвал всех четверых преступниками. Правильно?

— Да.

— Как по-вашему, он сделал это не просто ради красного словца? Так сказать, употребил фигуру речи…

— По-моему, его слова совсем не были похожи на фигуру речи. Если бы вы его слышали…

— Все они преступники, а кое-кто из них убийца, — задумчиво повторил Мастерс. — Допустим! Поскольку мистер Хей мертв, последняя часть высказывания меня нимало не удивляет. Говорил ли он что-нибудь еще?

— Нет, он спустился вниз и закрылся в конторе.

Старший инспектор прикусил губу.

— Да, — протянул он после паузы, — мне знаком подобный тип людей. Скрытный, как устрица, но взрывается, словно медведь, но каждому незначительному поводу. А иногда выбалтывает нечто совершенно неожиданное! Хотя для нас он оказался весьма полезен. Фергюсон не давал понять, что ему известно, зачем собрались те четверо наверху?

— Нет.

— Но по-вашему, он что-то знает?

— По-моему, он что-то знает или подозревает.

— Так-так. Теперь скажите мне вот что. — Мастерс снова сел, придвинулся вместе со стулом ближе к Сандерсу и с заговорщическим видом подмигнул ему. — Какого мнения обо всем случившемся мисс Блайстоун?

— О чем конкретно? — настороженно уточнил Сандерс.

— Полно, полно, сэр! — Мастерс укоризненно покачал головой, его проницательные голубые глаза впились в молодого человека. Сандерс заволновался. — Фергюсон назвал ее отца преступником в числе прочих. Она удивилась? Рассердилась, вышла из себя? Что она сказала?

— Что Фергюсон, возможно, сам и убил Хея. Мы встретили Фергюсона, когда поднимались наверх. Он вышел на лестничную площадку, и мы заметили, что он только что умывался. Мисс Блайстоун предположила, что он смывал кровь. — Сандерс иронически хмыкнул.

В ответ Мастерс растянул губы в снисходительной улыбке. Однако глаза его не смеялись.

— Разумеется, все возможно, — кивнул он. — Но имеет ли мисс Блайстоун какое-либо представление, зачем те четверо собирались в квартире наверху?

— Сомневаюсь.

— И тем не менее она следила за своим отцом, долго ждала на улице, и это посреди ночи. А все якобы потому, что отец перед уходом составил завещание и захватил с собой четверо часов. Кстати, правда, что сэр Деннис Блайстоун известный хирург?

— Да, правда. — Сандерс беспокойно поежился. — Но… не слишком ли мы полагаемся на слова какого-то клерка? Вы старший инспектор уголовного розыска. Вам что-нибудь известно о совершенных теми людьми преступлениях?

— Я, сэр, ничего не принимаю на веру, — заявил Мастерс. — Не стану скрывать, об их преступлениях мне ничего не известно. Уверяю вас, я не стану их арестовывать, опираясь только на слова Фергюсона. Но мы с вами подошли к сути. Мне хочется услышать ваше мнение по поводу многих вещей: и с медицинской, и с другой точки зрения. Вот сейчас, навскидку… — Инспектор наклонился вперед и широко раскрыл глаза. — Что, по-вашему, было самым странным, если не считать собственно отравления и убийства новомодным зонтиком-шпагой?

— Сэр Деннис Блайстоун и его четверо часов.

— Вот тут вы ошибаетесь. Хирург с часами — далеко не самое странное, — ответил старший инспектор. — Поднявшись на место преступления, я взял на себя смелость обыскать пострадавших. Разумеется, обыск был лишь поверхностный. Так вот, сэр, у других гостей, у миссис Синклер и у мистера Шумана, оказалось при себе нечто такое же странное, как и часы сэра Денниса. Хотите узнать, что у них было? Охотно поделюсь с вами. В правом кармане смокинга мистера Бернарда Шумана я обнаружил звонковый механизм будильника…

— Что?!

— Звонковый механизм будильника, — не без удовольствия повторил Мастерс. — Пружина, молоточек, все, кроме самого звонка. Все детали старые и немного заржавели, но еще вполне пригодны. А в нагрудном кармане пальто Шумана оказался большой кусок выпуклого стекла, наподобие увеличительного. Что скажете?

Сандерс задумался.

— Шуман занимается египтологией, — заметил он. — Так что увеличительное стекло для него вещь вовсе не странная. Но я не понимаю, зачем ему понадобились колесики и пружинки от будильника… А у миссис Синклер тоже что-то нашлось?

— Да, в сумочке, — кивнул Мастерс. — Сумочка лежала у нее на коленях, а внутри я увидел пузырек с негашеной известью и пузырек с фосфором.

Наступило молчание.

— Итак! — Мастерс громко постучал пальцем по столу. — Вы химик. Скажите, зачем миссис Синклер, светской даме до мозга костей — по крайней мере, она производит такое впечатление, — негашеная известь и фосфор?

Сандерс развел руками:

— Не знаю. Фосфор, конечно, яд. Честно говоря, меня часто удивляет, почему отравители им пренебрегают. По фосфору абсолютно невозможно вычислить убийцу, так как его без труда способен раздобыть кто угодно, отломив несколько спичечных головок; чтобы убить человека, достаточно шестнадцати. Что же касается негашеной извести…

Старший инспектор изумленно уставился на молодого человека, который с самым серьезным видом излагал ему оригинальный способ убийства.

— Хр-рм, да, — прокашлялся Мастерс. — Но ведь в нашем случае фосфором, так сказать, и не пахло? Нет. Так зачем ей понадобились негашеная известь и фосфор?

— А зачем ученому-египтологу детали будильника и почему выдающийся хирург, прежде чем покинуть дом, запасается несколькими часами?

Мастерс кивнул, словно бы нехотя соглашаясь с ним. В то же время Сандерса не покидало ощущение того, что старший инспектор что-то скрывает, причем еще и втайне радуется. Его прямо-таки распирало от удовольствия. Сэр Генри Мерривейл немедленно раскусил бы Мастерса; но Сандерсу, который ничего не знал, а только подозревал, стало не по себе.

— Послушайте, инспектор, что там у вас в рукаве?

— У меня? — с самым невинным видом удивился Мастерс. — В рукаве?! Ничего. Просто мне интересно, есть ли у вас еще какие-либо предположения.

— Сейчас нет. Впрочем… может, вы считаете их всех убийцами, а данные предметы уликами, изобличающими их вину?

— Ага! Такое вполне возможно.

— Или невозможно. По вашему лицу не поймешь, что у вас на уме. Фосфор — яд, но часами или стеклянной пластинкой человека не убьешь.

К удивлению Сандерса, Мастерс оглушительно расхохотался:

— Они вроде как колдуны или алхимики, верно? Полно, полно, сэр! Не обижайтесь. Я ничего плохого не имел в виду. Если подтвердятся мои подозрения, ничего смешного тут нет; произошедшее много серьезнее того, с чем обычно приходится иметь дело. Очень бы хотелось повидать того малого, Фергюсона. Кстати, не хотите составить мне компанию? Сейчас я иду беседовать с миссис Синклер.

Миссис Синклер поместили в одноместную палату, а их в Гиффордской больнице совсем немного. Она сидела на кровати, выкрашенной в белый цвет, обложенная подушками; неяркая лампа в изголовье бросала свет на ее волосы. Рядом находился доктор Нильсен; судя по его виду, он успокаивал больную.

Трудно было представить, что женщине только что сделали промывание желудка, давали рвотное и сульфат цинка. Она показалась Сандерсу настолько хрупкой, что невольно подумалось: подобные неприятные процедуры ее бы просто убили.

Щеки миссис Синклер больше не пылали ярким румянцем, мышцы расслабились. Когда Сандерс видел ее в квартире Хея, она показалась ему старше, сейчас же он понял, что ей едва ли больше тридцати двух — тридцати трех лет. Фигура у нее была что надо — стройная, гибкая. Длинные волосы, очень темные и блестящие, были заправлены за уши, отчего казалось, будто миссис Синклер накинула капюшон. На ее очень красивом, чувственном лине выделялись огромные иссиня-черные глаза; у нее был маленький округлый рот и крепкий подбородок. Сразу бросалось в глаза крайне серьезное и одухотворенное выражение лица. Обычная больничная сорочка выглядела на ней как вечернее платье. В общем, миссис Синклер была очень хороша; такого же мнения, очевидно, придерживался и доктор Нильсен.

Мастерс откашлялся, словно не решаясь начать разговор. Как позже заметил Сандерс, лишь ее одну среди прочих свидетелей Мастерс как будто немного стеснялся.

— Помните, у вас всего пять минут, — предупредил доктор Нильсен. — Я останусь здесь и прослежу, чтобы мои распоряжения не нарушались.

— Пожалуйста, поговорите со мной, — попросила миссис Синклер низким голосом. — Доктор Нильсен как раз рассказывал мне, что произошло.

Старший инспектор едва удержался, чтобы не выругаться.

— Терпеть не могу ваши полицейские уловки, — отрубил доктор в ответ на его выразительный взгляд. — Вы делаете свое дело, а я свое. И мое дело заботиться о пациентах.

— Допустим, — примирительно согласился Мастерс; на губах его заиграла обычная вкрадчивая улыбка. — Итак, мэм… Я вынужден задать вам несколько вопросов. Не обращайте внимания на блокнот, это простая формальность.

Миссис Синклер, грустно улыбнувшись, поблагодарила его и грациозно откинулась на подушки. Зрачки ее глаз до сих пор оставались немного расширенными.

— Ваше имя, мэм?

— Бонита Синклер.

— Вы замужем?

— Я вдова.

— Где вы живете?

— В Челси. Чейни-Уок, 341.

Мастерс оторвался от блокнота.

— Каков ваш… род занятий, мэм? У вас есть профессия?

— О да, я работаю, — сообщила миссис Синклер с таким выражением, словно работа являлась очком в ее пользу. — Я консультант в области живописи; иногда и сама торгую картинами. И пишу статьи для «Национального художественного обозрения».

Старший инспектор захлопнул блокнот.

— Итак, мэм… Вам известно, что мистера Феликса Хея сегодня убили?

Миссис Синклер вздрогнула. Глаза ее наполнились слезами, хорошо заметными в свете лампы. Сандерс готов был поклясться, что женщина по-настоящему расстроена.

— Доктор как раз сказал мне… Ужас! Терпеть не могу думать о страшном и неприятном.

— Согласен с вами, мэм, но, боюсь, нам придется посвятить неприятностям немного времени. Итак… прошу вас, расскажите мне все, что произошло сегодня вечером.

Миссис Синклер с трудом переменила позу.

— Но… я ничего не знаю. Честно и откровенно: не знаю! Последнее, что я помню, кто-то за столом рассказывал какую-то историю, анекдот. Он показался мне ужасно смешным; смешнее я ничего в жизни не слышала. Я смеялась и смеялась, а потом мне стало стыдно. Но к тому времени перед глазами у меня все поплыло, и…

— В таком случае начнем сначала. Как вы оказались в квартире мистера Хея?

— Он пригласил меня в гости. Сказал, что придут еще несколько человек, что это не пышный прием, а так, небольшой званый вечер.

Женщина говорила немного манерно; впрочем, если учесть, что на ее лице не было ни грамма косметики, жеманство ей очень шло. Вне всяких сомнений, пострадавшая была еще очень слаба; она выпростала из-под одеяла длинную тонкую руку, и Сандерс увидел бинты.

— В котором часу вы пришли туда, миссис Синклер?

— Кажется, около одиннадцати.

— Не поздновато ли для вечеринки?

— Боюсь, все началось так поздно из-за меня. Видите ли, сегодня мне нужно было сделать три очень важных звонка в определенное время; я сказала мистеру Хею, что вряд ли успею к нему раньше одиннадцати. Он ответил, что не хочет причинять мне неудобство и позовет остальных на тот же час.

Несмотря на то что свидетельница отвечала охотно и подробно, Мастерсу показалось, будто он постепенно погружается в туман.

— А разве вы не могли позвонить из квартиры мистера Хея?

Миссис Синклер улыбнулась:

— Ну что вы! Один разговор был с Нью-Йорком, второй — с Парижем, а третий — с Римом. Разумеется, я звонила по делу. Терпеть не могу деловые звонки и ничего не смыслю в технике; и все же позвонить нужно было непременно.

— Скажите мне вот что, мэм. Мистеру Хею так уж необходимо было звать вас в гости?

— Простите, не поняла…

— Мистер Хей пригласил вас с какой-то определенной целью?

— Честно говоря, не знаю! Он был моим очень близким другом; он пригласил меня, и я пришла.

Мастерс сам не понимал, куда клонит. Он словно брел ощупью в тумане.

— Вы были знакомы с остальными гостями?

— Конечно, я была знакома с мистером Хеем и с сэром Деннисом Блайстоуном. Сэр Деннис заехал за мной… — Несмотря на бледность, миссис Синклер покраснела. — Он заехал ко мне домой и отвез к мистеру Хею. А вот мистера Шумана я увидела впервые. Он мне понравился.

— Когда вы оказались дома у мистера Хея?

— Кажется, около одиннадцати. Мистер Шуман уже был там.

— И вы сразу начали пить?

Миссис Синклер не улыбнулась, но в ее иссиня-черных глазах заплясали веселые огоньки.

— Едва ли про это можно сказать «пить». Я выпила всего один коктейль, да и тот не до конца.

— Всего один… — Мастерс вовремя сдержался и прочистил горло. — Прекрасно, мэм. Кто смешивал коктейли?

— Я.

— Вы признаетесь?

— В чем? — удивилась женщина. На ее лбу, казавшемся таким гладким под шапкой черных волос, появились морщины. — В чем тут признаваться? Конечно, коктейли готовила я. Не знаю, известно ли вам, но в моем присутствии мистер Хей никогда не пил ничего, кроме коктейля «Белая леди». Я… То есть у него была дурацкая шутка насчет меня. И он непременно требовал, чтобы я сбивала коктейли, а потом спрашивал остальных гостей: «Вы уже пробовали мою «Белую леди»?» — Миссис Синклер вспыхнула.

— Все пили одно и то же?

— Нет. Сэр Деннис приготовил себе виски с содовой и льдом, так называемый американский хайбол.

— И больше вы ничего не пили и не ели?

— Да, но почему?..

— Сейчас поймете, почему я задал такой вопрос, мэм. Яд, который вы проглотили, обнаружен в ваших напитках. Не будете ли так любезны сказать…

— Но… это невозможно! — слабым голосом воскликнула миссис Синклер. — Прошу вас, не говорите так; вы не знаете, что говорите! Уверяю вас: в том, что мы пили, не могло оказаться никакого яда! Я не сумасшедшая и не истеричка. Если сомневаетесь, если не верите мне, то спросите других. Мы просто не могли выпить отравленные коктейли; сейчас вы поймете почему.

Послышался щелчок; Нильсен захлопнул крышечку на часах.

— Мастерс, время вышло!

— Да перестаньте! — рассеянно отмахнулся старший инспектор. — Видите ли, мэм…

— Я сказал, время вышло! — повторил Нильсен.

Мастерс обернулся:

— Неужели вы серьезно?

— Еще как серьезно, — с мрачным видом ответил Нильсен. — Я не имею права подвергать риску здоровье моей пациентки. Извините, Мастерс, но здесь приказываю я. Уйдете сами или позвать санитаров?

Старший инспектор предпочел удалиться самостоятельно. Сандерс понимал, что Мастерс еле сдерживается, — он только-только приступил к допросу, даже не успел упомянуть о негашеной извести и фосфоре. Однако Мастерс прекрасно понимал, что такое дисциплина, что, впрочем, не помешало ему в кабине лифта отпустить несколько крепких замечаний.

— Она водит нас за нос! — заявил старший инспектор, когда они с Сандерсом спустились вниз. — Женщине с такой романтической внешностью доверять нельзя! Она ведет ловкую игру, но я выясню, что у нее на уме. Он, видите ли, не имеет права подвергать риску ее драгоценное здоровье! А меня, представьте себе, вытащили из постели среди ночи и приказали расследовать убийство, но оказывается, что расследовать особенно и нечего. Поверьте моему слову…

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — попросил Сандерс, — но сдается мне, у вас появились кое-какие зацепки.

Мастерс не выдержал:

— Ладно, доктор. Она меня достала. Да, не скрою, меня кое-что задело, а именно словечко «невозможно». Я-то надеялся: хоть раз в жизни достанется простое дело без затей! Никаких запертых изнутри комнат, трупов в снегу и прочего вздора. Но первое, что я слышу, — «невозможно»! Неужели так трудно подмешать в напиток яд? И если окажется, что все же…

Они вышли в зал ожидания как раз в тот момент, когда заскрипела вращающаяся дверь в вестибюле. Стараясь не поскользнуться на мраморном полу, навстречу старшему инспектору почти бежал молодой человек, в котором Сандерс опознал сержанта уголовного розыска Полларда. Доктору показалось, что сержант чем-то взбудоражен.

— Сэр, вам лучше вернуться на Грейт-Рассел-стрит, — заявил он. — Наш свидетель, Фергюсон… в общем, он исчез.

Мастерс с силой натянул на голову котелок, как будто затыкая себя пробкой. Видимо, он хотел что-то сказать, но вовремя вспомнил, где находится.

— Что значит исчез? — прошипел инспектор, сдерживаясь из последних сил. — Вот так просто взял и исчез? То есть вы позволили ему уйти прямо через парадную дверь?

— Нет, сэр, — тихо ответил Поллард. — Через парадную он не выходил. И через черный ход тоже.

— Ты, главное, успокойся, Боб! — шепотом попросил Мастерс. — Возьми себя в руки. Куда же он делся?

— Видите ли, сэр, я решил не приставлять к нему человека. А парадную дверь караулил Райт. Когда я в последний раз видел Фергюсона, он сидел в своем кабинете и ждал вашего возвращения. Фергюсон сказал: мол, если он понадобится, мы знаем, где его искать. А после я спустился вниз, открыл дверь, а его-то и нет. Матерчатые нарукавники, такие, знаете, конторские, на столе и очки тоже. А самого Фергюсона нет.

— Я тебя спрашиваю, — зашипел Мастерс, — как он вышел?

— Должно быть, вылез через заднее окно, сэр. Только в том доме окна старомодные, высокие — из таких не спустишься. Если в таком доме случается пожар, всегда бывают жертвы. Должно быть, он спрыгнул.

— Господи ты боже мой! — прошептал Мастерс, вздымая кверху сжатые кулаки. — Старик ночью прыгает из окна с высоты сорок футов, спокойно отряхивается и уходит?

Сандерс безуспешно попытался представить себе эту картинку. Мрачный, подозрительный клерк-ханжа, который то суетится, словно старая дева, то начинает обвинять окружающих во всех смертных грехах… Внезапно Фергюсон вырос в загадочную и зловещую фигуру, вокруг которой оказалось сосредоточено все дело.

— Согласен, прыгать из окна нелегко, — откликнулся Поллард. — Земля влажная, и в месте возможного приземления следов не отыскать. Но дверь черного хода заперта изнутри на задвижку и на цепочку, а парадный вход все время караулил Райт. Поэтому единственное, что он мог сделать, — выпрыгнуть из окна.

— Выпрыгнуть из окна… черт побери! — воскликнул Мастерс. — Поговорим об этом позже, дружок. А пока…

— Это еще не все, — продолжил сержант, как видно собравшись с духом. — Получается, что никакого Фергюсона не существует в природе.

Мастерс снова снял котелок. Казалось, сама суть подобного нелепого разговора, да вдобавок еще шепотом, в больничном вестибюле, отрезвила старшего инспектора.

— Мы начали его искать, — тем временем продолжал Поллард, — и разбудили сторожа, который спал в подвале. Сторож — ирландец по имени Тимоти Риордан. Он подозрительный, как все ирландцы, и к тому же здорово накачался виски. Наверное, оттого-то его и не разбудила кутерьма наверху — он был пьян в стельку. Но…

— Слушай, Боб, не мямли, говори как есть!

— Слушаюсь, сэр. Сторож говорит, что у мистера Шумана нет клерка по фамилии Фергюсон. Здесь, в английском отделении компании (у Шумана есть еще контора в Каире) служат два помощника, причем один из них — египтянин, который работает на Шумана уже десять лет. Никакого Фергюсона он не знает.