"Север Гансовский. Хозяин бухты (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

за мной. Что-то знало, что я здесь. Я это ощутил всей кожей. Здорово
испугался.
- А что это такое было?
- Не знаю. Я опустился на дно, и сначала ничего не было. Дно как дно.
Такой же песок, как везде. И отличная видимость - прекрасные условия для
съемки... А потом я это почувствовал. Очень ясно. Что-то там есть.
Рыбка, похожая на окуня, мелькнула у весла. Вода возле нее вдруг
помутнела, и опять раздался щелчок, который мы уже слышали. Рыбка косо
пошла ко дну.
Петр кивнул:
- Хозяин позвал ее к себе.
- Как позвал? Что же такое этот хозяин? Где он прячется?
Мы накинулись на папуаса с вопросами, но он ничего толком не мог нам
ответить. Вы понимаете, месье, по-малайски мы знали всего несколько
десятков самых простых фраз, и этого оказалось недостаточно.
По словам Петра выходило, что хозяин иногда бывает огромным, как
море, а иногда маленьким, как муравей. Но что это такое, было непонятно...
На этом, собственно говоря, и закончилась наша первая поездка к
хозяину в район острова Апусеу. Довольно долго - теперь уже часа три -
Петр выгребал против течения, и мы вернулись на шхуну совсем замученные.
Петр сказал, что снова поедем к хозяину через день.
Вечером к нам на судно вдруг неожиданно пришел голландец.
Удивительный визит, месье! Было абсолютно непонятно, зачем он пришел, этот
рыжий. Появился на берегу, посигналил, чтобы за ним выслали шлюпку,
поднялся на борт и уселся на бухту каната.
Даже нельзя сказать, что мы разговаривали. Просто он сидел, смотрел в
сторону и время от времени начинал бормотать что-нибудь вроде того, что
все папуасы, мол, свиньи и что жить в этом краю очень тяжело.
Мы с Мишелем подчеркнуто не обращали на него внимания, а занимались
своим делом, то есть сортировали и упаковывали отснятую раньше ленту.
Когда ветерок дул от голландца к нам, то несло такой кислой и душной
вонью, что нас обоих передергивало. Видимо, этот человек не мылся и не
купался в море по крайней мере год.
Мы, не сговариваясь, решили, что ни при каких обстоятельствах не
пригласим его ужинать, и действительно не пригласили.
Когда он говорил, то сначала как будто бы обращался к нам и первые
слова произносил явственно, но потом тотчас сбивался и переходил на свое
невнятное бормотание.
Этот вонючий полусумасшедший с револьвером в кармане казался мне
живым воплощением колониализма. Серьезно, месье. Эта ненависть к цветным и
в то же время нежелание уезжать отсюда, эта тупость и этот запах
гниения...
Мы с Мишелем еще раньше подумали, что рыжий детина у себя на родине
сотрудничал с гитлеровцами, наверняка был одним из моффи, как голландцы
называли фашистов, и приехал в Новую Гвинею, чтобы избежать суда. Я его
спросил:
- Чем вы занимались в Голландии во время войны, при немцах?
Что-то юркнуло у него на лице, и он промолчал.
А деревня на берегу выглядела совсем вымершей. Ни костров, ни песен и
плясок, на которые так охочи папуасы.