"Север Гансовский. Полигон (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

неприкосновенности условия для новых преступлений, а чего-то другого,
деяния. Я знаю это, но я уже бессилен. Я строю дом, который обречен на
снос, и самым страшным станет для меня тот час, когда будет положена
последняя балка. Когда мне нечего будет больше делать, в жизни и внутри
воцарится ужасная глухая пустота. Конечно, они ничего не поймут. А если
даже и поняли бы, это ни к чему теперь не приведет и ни на чем не
отразится. Но слишком поздно мне это пришло в голову. Драма-то ведь и
состоит в том, что многое начинаешь осознавать ясно лишь тогда, когда уже
невозможно что-нибудь изменить>.
Стальной шарик карандашика бежал по бумаге... Коридоры и кабинеты
военного министерства, бесчисленные совещания на уровне <секретно>,
<сверхсекретно> и <секретно в высочайшей степени>, частные переговоры,
полуофициальные встречи с нужными людьми, официальные с ненужными, и
вообще, все то, чем занимался последние годы человек в штатском, ложилось
на бумагу неровными, быстрыми строчками.
<...Наконец сделано, комиссия прибывает завтра. Все так засекречено,
что нам даже не разрешается называть друг друга по имени. Ни одна душа в
мире не знает проекта в целом, и если б мы все вдруг исчезли с лица земли,
пожалуй, никто не сумел бы отыскать концов.
Сейчас я думаю, как чувствовали бы себя члены комиссии, если б знали,
что их ожидает на острове>.
Седой мужчина в штатском аккуратно сложил листки из блокнота и сунул
их в карман. Отправлять их ему было некуда, никакой Мириам не
существовало. Он записывал то, что думал, просто из потребности как-то
сохранять для себя собственные душевные движения. Последнее время ему
начало казаться, что у него не осталось в мире вообще больше никаких
других ценностей.
Он закурил и посмотрел вверх. Небо было темным, но не черным, темнота
- не загораживающей, а проницаемой, мягкой, зовущей взгляд вдаль.
Мужчина поднялся, пошел в павильон, разделся в отведенной ему
комнате, взял из чемодана ласты и акваланг. Ему хотелось посмотреть, какие
течения у южного берега острова.
Он вернулся на пляж. Ветер стих, волны почти не было. Издалека
доносился шелест морской зыби на рифах, резко, по-ночному пахли цветы.
Мужчина вошел в воду. Она сначала обожгла его холодом, но тело быстро
привыкло к изменившейся температуре. Он надел маску, повернул вентиль
баллончика со сжатым воздухом.
Еще несколько шагов, и он погрузился с головой. Тьма сомкнулась. Но
она была тоже живой, проницаемой, пронизанной там и здесь огоньками -
созвездиями и галактиками светящихся живых существ. Мужчина включил
фонарик. Разноцветными лучами что-то вдруг вспыхнуло совсем рядом, мужчина
отшатнулся, но затем губы его под резиновой маской сложились в улыбку. То
была всего лишь рыбка анчоус, серая и тусклая на суше, на прилавке, и
такая сияющая, искрящаяся здесь, в своей стихии.
За первой гостьей, привлеченной светом фонаря, последовала вторая,
затем третья. Они кружились возле человека подобно праздничным огням
фейерверка, делаясь то синими, то зелеными, то красными.
Мужчина начал различать теперь и взвешенные в воде частицы твердых
веществ. Откуда-то появились длинные красные черви, затем еще рыбы, и
через несколько мгновений все вокруг него уже кишело жизнью. Он двинулся в