"Роман Гари. Обещание на рассвете" - читать интересную книгу автора

была его дружелюбная мордочка и теплый язык, касавшийся моего лица и
лизавший меня с такой нежностью и сочувствием. Мне было этого довольно для
счастья.
Когда излияния кота кончились, мне стало лучше. Жизнь дарила мне
надежду и дружбу, которыми не следует пренебрегать. Мурлыча, кот терся о мое
лицо. Я стал ему вторить, и так мы наперебой мурлыкали с ним какое-то время.
Я извлек из кармана крошки от пирога и угостил его. Задрав хвост, он
благодарно прильнул к моему носу. Потом куснул меня за ухо. Короче, жизнь
стоила того, чтобы жить. Через пять минут я выбрался из своего убежища и,
насвистывая и засунув руки в карманы, отправился домой; кот шел за мной по
пятам.
С тех пор я понял, что в жизни всегда не худо иметь при себе немного
крошек от пирога, если хочешь быть бескорыстно любимым.
Само собой разумеется, что слова французский посланник еще долгие
месяцы преследовали меня, и когда наконец кондитер Мишка застал меня на
месте преступления с огромным куском макового пирога, то для констатации
того, что дипломатическая неприкосновенность не распространяется на хорошо
известную часть моей особы, собрался весь двор.

Глава VII

Драматическая огласка моего будущего величия, сделанная моей матерью
перед жильцами дома 16 по Большой Погулянке, вызвала смех не у всех
присутствовавших.
Среди них был некий господин Пекельный - что по-польски означает "из
адского пекла". Не знаю, при каких обстоятельствах предки этого милейшего
человека получили столь необычную фамилию, но я впервые видел, чтобы фамилия
настолько не вязалась с носившим ее человеком. Господин Пекельный был похож
на грустную, педантически чистую и озабоченную мышь; у него был до того
скромный, неприметный и отсутствующий вид, какой, наверное, бывает у
человека, принужденного в силу обстоятельств и вопреки всему оторваться от
земли. Это была впечатлительная натура, и уверенность, с которой моя мать
пророчествовала, по библейской традиции положив руку мне на голову, глубоко
взволновала его. Всякий раз, встречаясь со мной на лестнице, он
останавливался и серьезно, с уважением смотрел на меня. Пару раз он даже
решился потрепать меня по щеке, после чего подарил мне две дюжины солдатиков
и картонную крепость. Он даже пригласил меня к себе и щедро угостил
конфетами и рахат-лукумом. Пока я объедался - никогда не знаешь, что будет
завтра, - маленький человек сидел передо мной, поглаживая порыжевшую от
табака бороденку. И вот наконец последовала трогательная просьба, крик души,
признание в необузданной и тайно глодавшей его амбиции, таившейся в тихой
мышиной груди:
- Когда ты станешь...
Он застенчиво огляделся по сторонам, вероятно сознавая свою наивность,
но не в силах совладать с собой.
- Когда ты станешь... всем тем, о чем говорила твоя мать...
Я внимательно смотрел на него. Коробка рахат-лукума была едва начата.
Инстинктивно я чувствовал, что имел на нее право только благодаря
ослепительному будущему, которое мне пророчила мать.
- Я стану французским посланником, - с апломбом ответил я.