"Роман Гари. Обещание на рассвете" - читать интересную книгу автора

девушке, - сказала мать с явным отвращением.
Но я отлично знал, что она ждала от меня совсем другого. По ее мнению,
меня ожидали самые красивые женщины мира, прославленные балерины,
примадонны, Рашели, Дузе и Гарбо. Меня это устраивало. Вот если бы проклятая
лесенка была немного повыше или, еще лучше, если бы Мариетта догадалась, как
важно мне начать карьеру прямо сейчас... Мне было тринадцать с половиной
лет, а счастье - рукой подать.
Так вот, отказавшись от музыки, балета и живописи, мы остановили свой
выбор на литературе, несмотря на угрозу венерической болезни. Теперь для
осуществления наших надежд нам оставалось только выбрать псевдоним,
достойный шедевров, которых ждал от нас мир. Целыми днями я просиживал в
своей комнате, переводя бумагу и пытаясь найти необычайный псевдоним. Мать
часто заглядывала ко мне, чтобы справиться о моем вдохновении. Мысль, что
часы, убитые на этот титанический труд, с большей пользой могли быть
потрачены на написание самих шедевров, никогда не приходила нам в голову.
- Ну как?
Я брал листок бумаги и знакомил ее с результатами своей литературной
работы за день. Я по-прежнему был недоволен своими поисками. Ни одно имя,
каким бы красивым и звучным оно ни было, не отражало всего того, что я хотел
совершить для нее.
- Александр Наталь. Арман де ля Торр. Терраль. Васко де ля Фернай.
В том же духе страницы и страницы. После каждого списка имен мы
переглядывались и качали головами. Это было не то, совсем не то. В глубине
души мы прекрасно понимали, какие имена нам нужны, к сожалению, все они уже
были разобраны. Гете было занято, Шекспир тоже, равно как и Виктор Гюго. И,
однако, именно таким, как они, я хотел бы стать для нее, именно это я и
хотел бы ей подарить. Часто, сидя за столом в коротких штанишках и глядя на
нее, я думал, что мир слишком тесен, чтобы вместить всю мою любовь.
- Надо что-нибудь в духе Габриеле Д'Аннунцио, - сказала мама. - Он
заставил страшно страдать Дузе.
Это было сказано с оттенком уважения и восхищения. Матери казалось
вполне естественным, что великие люди заставляют страдать женщин, и она
надеялась, что здесь я тоже покажу себя с лучшей стороны.
Она придавала огромное значение моим успехам у женщин - вероятно, видя
в этом залог удачи в жизни. У нее это неразрывно связывалось с официальными
почестями, орденами, парадной формой, шампанским, приемами в посольстве, и
когда она рассказывала мне о Вронском и Анне Карениной, то смотрела на меня
с гордостью, гладила по голове и шумно вздыхала, улыбаясь от наивного
предвкушения. Быть может, подсознательно эта прекрасная, но безмерно
одинокая женщина испытывала потребность физического и чувственного реванша,
который должен был взять ее сын. Во всяком случае, проходив целый день с
чемоданчиком по отелям и домам богатых англичан и представляясь обедневшей
русской аристократкой, вынужденной продавать последние "фамильные
драгоценности", - драгоценности предоставляли ей лавочники, платившие десять
процентов комиссионных, - и проведя унизительный и тяжелый день, тем более
унизительный, что в течение месяца ей редко удавалось заключить хотя бы одну
сделку, она едва успевала снять свое серое пальто и шляпу и закурить
сигарету, как со счастливой улыбкой уже усаживалась против мальчишки в
коротких штанишках, который, сознавая свою беспомощность что-либо сделать
для нее, целыми днями ломал голову в поисках достаточно красивого,