"Николай Гарин. Оула " - читать интересную книгу автора

наблюдает за действиями палачей. Как разогревают до красноты щипцы или
какие-то другие орудия пыток, как подносят к его лицу....

Неожиданно раздался резкий хлопок. Словно кто-то умело, громко хлопнул
в ладоши. "А может это выстрел? - с сомнением подумал Оула - Что же это за
звук такой мягкий и глуховатый!? - Устав от напряжения, он заходил по
камере. - Нет, пожалуй, там стреляли...".

Подходя каждый раз к двери, Оула вслушивался в тишину и не дождавшись
новых звуков, принимался опять вышагивать, мерить камеру: пять шагов в одну,
пять в другую сторону. Наконец, он услышал легкий скрежет открывающегося
замка и вслед за этим упругие, короткие, напряженные шаги людей, с шуршанием
волочащих что-то мягкое по полу. Залязгали запоры в "девятой", Оула обмер.
Нельзя было не догадаться, что притащили соседа. Через густую решетку над
дверью вместе со звуками к Оула начал заползать Страх!.. Он ничего не мог с
собой поделать. Его начинало знобить, а вскоре и вовсе затрясло. Оула
растерялся. Он бросился от двери в противоположную сторону и сел в углу
прямо на пол, обхватив колени руками, ему хотелось вжаться в этот угол,
спрятаться от чего-то неизвестного, страшного и неотвратимого.

Теперь он уже через стену слышал, как в девятой топают, что-то двигают,
громко говорят. А через решетку начал проникать знакомый запах лекарств и
человеческой боли. Этот запах понемногу начал успокаивать Оула. Он перестал
дрожать всем телом. Лишь изредка накатывались волнами короткие содрогания до
перестукивания зубов. Оула перебрался на топчан и сел в прежнюю позу,
закутавшись в одеяло. Болела голова, и ломило челюсти. Он решил больше не
вслушиваться. Накатило какое-то отупение. От наступившего тепла и возникшей
вдруг отрешенности разморило, и он начал дремать. Последнее, что еще
пронеслось в сознании - его начальные предположения по поводу счастливой
встречи "девятого" со своими родными и близкими после выхода из тюрьмы. Он
даже вяло улыбнулся своей наивности и легкомыслию.

...Бегут и бегут по кругу, закинув на спину тяжелые рога, хоры,
закручивают в спираль стадо. За ними важенки и в самом центре оленята лишь
топчутся, переступают с ноги на ногу. Оула крадется, напряженно
вглядывается: "Где же опасность!? Кто потревожил стадо!? Волки или медведь?
Нет, скорее волки. Но где они? Тундра чистая. Ни одного зверя. Хотя нет, вот
песец пробежал серенький, с всклокоченной, некрасивой шерстью и тут же
пискнул лемминг. Но где же волки?!" А стадо все кружит и кружит по спирали.
Олени бегут, выбросив длинные языки, словно толстые, красные тряпки,
болтающиеся на ветру. Странно, но Оула не слышит ни упругого топота, ни
всхрапывания оленей. Вдруг что-то шевельнулось в кустах. Что это?.. Нет, не
волк. Это потерялся маленький, поздний авка. Это молодая, неопытная мать
бросила своего первенца, испугалась чего-то и унеслась в стадо. Оула
разглядывал плосковатое тельце на длинных, тонких, с утолщениями в суставах
ножках, все еще подламывающихся, головку с черным, влажным носом и
выпуклыми, печальными лиловыми глазами. Авка запутался в жестких, корявых
ветках, как в сетях. Он раздувал ноздри и утробно хрюкал, звал мать. Нет,
Оула не слышал, он знал этот хрипловатый звук. Он даже знал, как пахнут
авки. Их взгляды встретились. Олененок еще шире начал раздувать ноздри, с