"Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе. Ангел-телохранитель ("Частный детектив Алексей Кисанов" #8) " - читать интересную книгу автора

сведению, - нахально заявил он, откидываясь на спинку кресла, и чертики
одобрительно засвистели, засовывая кружочки пальцев в рот.
- Да нет же! Вот если бы я была топ-модель или какая-нибудь там...
- Да я ж влюбиться хочу, а не обрамить свое несовершенное мужское тело
совершенным женским! Кстати, вас не смущает мой лишний вес?
Люля наконец улыбнулась.
- Если наш вес сложить, а потом разделить на два, то как раз идеальный
и выйдет...


* * *

Они "знакомились" еще месяц, влюбляясь стремительно и смертельно. Все
Золушки мира могут отдыхать - такого Принца, как Владька, они даже в мечтах
не видели. Он и впрямь оказался далеко не беден - принц не Принц, но вполне
состоятельный, как он выразился...
Господи, какая ерунда, главное, что у него оказалось очень-очень много
любви. Для нее.
И потому она стала красавицей. И потому все признали ее талант. И
потому она начала работать на один из лучших домов моделей. И потому она
стала намного уверенней в себе и научилась носить красивые платья, и не
стесняться своей худобы, и не сутулиться, и...
Она любила его, боже, как она его любила! Она бросалась на него, когда
они возвращались домой, она стаскивала с него рубашку, целуя показавшийся в
разрезе "лишний" живот, и он, смеясь, отбивался, и чертики веселились и
ликовали, шкодливо подсматривая за ними... То, что у них было, не называлось
сексом, то, что у них было, называлось любовью, и все возможные на свете
ласки служили всего лишь языком, на котором она изъяснялась.
Все было так, именно так - сказочно красиво, до одури счастливо, пока
он не погиб. Разбился с другом на машине.
Друг выжил. А ее Владька, сокровище, ее счастье, ее Принц, - погиб...
Она чуть руки на себя не наложила. Всего два, крошечных два года
счастья из всей ее несчастливой тридцатилетней жизни. И все, и больше нету.
И уже никогда не будет. Потому что второго такого, как Владька, не
существует во всем мире.
Она почти забросила работу. Она снова стала дурнушкой. Она снова стала
зябнуть и обхватывать себя руками, наклоняясь немного вперед, будто у нее
болел живот.
Она, лишенная его любви, перестала любить себя.


* * *

...От солнца никуда не деться. Он закрыл глаза, но оно сверкающим
острым лезвием вскрывает веки, как створки устриц, и больно надрезает
роговицу. Кажется, выступили слезы.
"Он плачет!"
Вот ведь странные люди - казалось бы, ну пришли уже на пляж, так
купайтесь, загорайте, играйте в волейбол, наконец! Но нет же, кому-то есть
дело до него, кто-то на него смотрит: "Он плачет..."