"Кэтрин Гаскин. Зеленоглазка " - читать интересную книгу автора

В сундуке было кое-что из моих вещей, которые я привезла с собой,
книга, подписанная на мое имя, да одежда отца. Здесь нельзя было оставлять
ничего; ничто не должно даже намекать на мое существование, а тем, кто видел
меня, не следует думать, что я уходила торопясь. Все вещи я сложила в
холщовую сумку, которая служила со времен путешествия на корабле, закрыла ее
и хотела уже идти, но потом вернулась еще раз и собрала все деньги. На этот
раз я не собиралась их использовать. Просто без них смерть Гриббона в
большей степени походила на результат разбойного нападения, чем когда они
валялись рядом с телом и навевали совсем другие мысли. Револьвер же я
оставила лежать на полу, там, где бросила.
После этого я с твердой решимостью закрыла дверь, больше уже ни разу не
обернувшись назад. И все-таки до конца спокойной я оставаться не могла,
поэтому, когда я снова села на лестничную площадку и начала надевать
ботинки, то почувствовала, что пальцы мои дрожат и не слушаются. В спешке я
затянула один шнурок слишком сильно, и он порвался прямо у меня в руках. Как
умела, я постаралась соединить шнурок, но теперь его хватало лишь на
половину ботинка. Начав спускаться по лестнице, я обнаружила, что, оставшись
не до конца зашнурованным, ботинок с шумом хлопает при каждом шаге и звуки
эти зловеще разносятся по всему дому. Никогда еще я не ощущала себя такой
одинокой, как в эти минуты.
В камине лежали вчерашние остывшие угли. Я отрезала себе немного хлеба
и сыра в дорогу и едва устояла перед соблазном развести огонь и вскипятить
чай - больше всего на свете мне хотелось хоть как-то согреться и
успокоиться. Но пусть лучше эти холодные угли сыграют в мою пользу. Я не
стала брать у Гриббона даже походную флягу, потому что кто-нибудь мог
опознать ее. Зачерпнув из ведра кружку холодной воды, я жадно выпила ее и
после этого приступила к последней операции - отодвинула расшатанный
каминный кирпич, за которым Гриббон держал деньги. Наверное, он считал меня
совершенной тупицей, потому что не догадывался, что почти с самого начала я
знаю, где он хранит деньги. Слишком много времени я проводила на кухне,
чтобы не заметить всей этой его пьяной возни с кирпичом и загадочного
поглядывания в сторону камина. Единственное, чего я тогда боялась, это чтобы
о тайнике не пронюхал Джордж. Он бы не удержался, чтобы не прихватить с
собой деньги. Достав перепачканную сажей кожаную сумку, я не стала даже
заглядывать внутрь, чтобы сосчитать, сколько там денег. Это было сейчас не
важно. Все равно все они уйдут в землю.
Под навесом, там, где умер мой отец, я взяла лопату, которой Джордж
копал для него могилу. Я понимала, что, если хочу взять себе иное имя и
стать как бы другим человеком, следует перерезать все нити, связывающие меня
с девушкой из "Арсенала старателя". Одной из таких нитей был покойный отец.
Я должна избавиться от всей его одежды, от всех вещей, которые, пусть
случайно, но все же могли навести на него. Если в газетах появятся заметки о
том, что разыскивается девушка, которую видели с Гриббоном в "Арсенале
старателя", то мне, чтобы не попасть под подозрение, нельзя иметь ничего
общего со своим старым именем. А если я встречу на приисках Джорджа, то
остается только надеяться, что у него хватит ума молчать, хотя как раз от
него-то можно было ожидать всего чего угодно. Слишком силен в нем инстинкт
самосохранения.
Яму я вырыла почти под самой бочкой для питьевой воды. Гриббон заполнял
ее несколько раз в день, чтобы сохранять чистой воду в реке, - он не