"Владимир Егоров, Дмитрий Гаврилов. Последняя битва дедушки Бублика" - читать интересную книгу автора

вблизи кузнечное ремесло! Очень скоро мои руки вплотную познакомились со
всеми многочисленными молотками, молотами и молоточками, которые
составляли рабочий арсенал дедушки Бублика. И только к огромной кувалде на
короткой ручке, что висела в углу кузницы под потолком, дед категорически
запретил мне приближаться.
- Это не инструмент вовсе, - сказал он, сурово посверкивая глазами из под
кустистых бровей, - И трогать его ни к чему. Держись от этого молота
подальше, иначе бед потом не оберешься.
Но я и не стремился. Вполне хватало возни с остальным инвентарем. Отсидев
на уроках, я сразу же бежал в кузню, где дед немедленно загружал меня
работой по уши. Мои ладони покрылись жесткими трудовыми мозолями, спина
распрямилась, мышцы окрепли. И действительно, к весне я, пожалуй, смог бы
привести Мишкины ноги в порядок.
Вот только весна так и не наступила.
Солнце совсем не выглядывало из-за низких свинцовых туч, которые
заполонили все небо, и, казалось, навсегда. Ветер дул только северный;
птицы не вернулись с юга, или замерзли где-то по дороге. Почки на деревьях
не распускались. По телевизору все чаще звучали слова "глобальный
термоэкологический кризис", "новый ледниковый период" и просто "конец
света". Народ обвинял ученых, ученые - политиков, политики, как водится, -
других политиков, но чужих. Мы утверждали, что во всем виновата
американская технократия, а американцы - что наше вечное разгильдяйство.
Мировое сообщество тоже разделилось, как в годы холодной войны, только на
этот раз на стороне России было, похоже, большинство. Дядю Сэма сильно
недолюбливали за диктаторские замашки и чрезвычайно широкую сферу
жизненных интересов величиной в Земной шар.
Дед Бублик, как-то раз выслушав от меня очередной пересказ последних
новостей, покачал головой и произнес:
- Нет, это еще не конец. Это Фимбул.
А вечером к нему прискакал на огромном коне загадочный гость. Наверное,
финн- такой высокий старик в широкополой шляпе не по сезону и к тому же,
кажется, одноглазый. Он почти два часа о чем-то беседовал с нашим кузнецом
на незнакомом языке. Я понял только то, что гость очень хотел чего-то
добиться от деда, а он не соглашался. Когда старик в шляпе уехал, дед
Бублик долго смотрел ему вслед через мутное стекло единственного окошка,
сдвинув и без того сросшиеся брови. Казалось, он дожидается, когда,
наконец, ветер окончательно заглушит свистом гулкий и частый перестук
копыт, такой, как будто не один конь скачет, а сразу два.
С тех пор дед стал совсем мрачным, и все чаще посматривал на кувалду,
висящую под потолком - на ту самую, что к инструменту не относилась. И
было в этом взгляде нечто такое, от чего мурашки бегали по спине.
Через неделю заявился еще один финский гость, на этот раз с огромным рогом
на перевязи, переброшенной через плечо. Он тоже что-то требовал от деда на
том же языке; дед снова отказывался, на этот раз короче и грубее. Когда
незнакомец выходил за порог, дед зло сказал ему в спину по-русски: -
Хватит, повоевали! Дуй в свою дудочку, коли охота...
Наконец, я застал у Бублика однорукого нездешнего мужчину. В тот день
кузнец отправил меня домой раньше обычного, но я почему-то вернулся с
полпути и, подобравшись к окошку кузни, заглянул внутрь... Красивое и
жестокое безбородое лицо однорукого чем-то напоминало лицо самого Бублика.