"Власть волшебства" - читать интересную книгу автора (Смирнов Андрей)5В четвертом полугодии, в один из редких выходных дней, когда ученикам разрешалось заниматься своими делами и можно было навестить родных, Эдвин кен Гержет пригласил Дэвида в свой замок. Строго говоря, замок был вовсе не «его», а принадлежал его тетке, Вилиссе кен Гержет, но Эдвин провел в нем большую часть своей жизни и по праву мог считать его своим домом. Отец Эдвина, барон Алек, был не слишком рачительным хозяином и предпочитал проводить время, странствуя по мирам, оставив ведение хозяйства и воспитание сыновей на свою жену и сестру. О своей матери Эдвину было мало что известно: отец в те редкие дни, которые он проводил дома, категорически отказывался говорить на эту тему, родственники и приближенные Алека либо ничего не знали, либо помалкивали, а старых слуг, у которых можно было бы выведать что-либо, не имелось — новая жена Алека заменила весь штат обслуживающего персонала вскоре после своего поселения в главном замке баронства. Эдвина, еще до появления у его отца новой жены, воспитывала тетя: у нее был свой, отдельный замок, расположенный в северо-восточной части земель, принадлежавших семье кен Гержетов. В главном замке Эдвин чувствовал себя неуютно: отношения с мачехой у него так и не сложились, а вот к владениям Вилиссы он привык и именно сюда приводил своих друзей и знакомых. К появлению многочисленных шумных компаний тетушка относилась с терпением и пониманием. Она никогда не навязывала Эдвину своих порядков, могла лишь дать совет, как поступить в той или иной ситуации, и если Эдвин этот совет не принимал, мировой трагедии в этом не видела: пусть племянник сам расшибает себе нос, если ему так хочется. В силу вышеуказанных причин отношения у Эдвина с Ви-лиссой были самые наилучшие: они уважали личное пространство друг друга, но при этом были готовы при необходимости помочь друг другу всем, чем только могли. Тетка сама обучала Эдвина — она была превосходной колдуньей, но больше тяготела к системной магии, когда же обнаружилась склонность Эдвина к боевой, Вилисса постаралась, чтобы племянник получил несколько полезных уроков у тех ее знакомых, которые специализировались в этом направлении. В Академию Волшебства Эдвин поступил в пятнадцать лет, сразу на второй курс; около полутора лет он пользовался портальным камнем, чтобы возвращаться в замок Вилиссы после учебы, прежде чем его раскрывающийся Дар достиг такого уровня, при котором во вспомогательном артефакте для перемещений отпала необходимость, и безвидные Пути Тьмы, подобные падению в бездну в полной темноте, Эдвин стал создавать сам. Но теперь Тьма, как и ее дороги, остались в прошлом. Магия Небесной Обители вытеснила эту стихию из Эдвина, и путь, который он сотворил для того, чтобы провести Дэвида в замок Вилиссы, был светлым и чистым, и небеса пели осанну двум юным душам, отвергшим стезю порока для того, чтобы обустроить свою жизнь в согласии с высшим источником всякого блага. Замок Вилиссы сразу вызвал у Дэвида смутное неприятное впечатление. Такая реакция удивила его самого и он попытался понять ее причины. Похоже, он слишком привык к Обители, к ее особой атмосфере, здесь же, во внешнем мире, он ощущал себя неуютно. Во внешнем мире ничего не знали о свете, который Небесная Обитель несет всему существующему, жили какими-то мелкими суетными заботами, боролись за власть, совершали светские визиты, вели бессмысленные разговоры — все это представлялось теперь совершенно пустым и ненужным. Дэвид чувствовал себя так, как будто его из прекрасного, чистого дома вдруг перенесли в канаву. Какая-то его часть по-прежнему смотрела в арайделинг Света — после получения Имени Дэвида уже невозможно было отсечь от этой стихии, Свет стал одним из измерений, в которых он жил — но даже арайделинг отсюда виделся не таким, как из Обители. Ангелы куда-то пропали — точнее, Дэвид их чувствовал, ощущал их стремительный и изящный полет во внутренних пространствах стихии, но они были где-то далеко, а поблизости — никого из «своих», не считая Эдвина. Позже он понял, что Вилисса также обладает Именем, более того, это Имя принадлежит той же стихии, как и то, которое он сам носил после инициации, но что-то с ней было не так, и это настораживало. Ее Свет был искажен, он казался Дэвиду... пустым, лишенным чего-то самого важного. Она как-то неправильно забирала и отдавала энергию, некоторые энергетические связки в ее гэемоне, образование которых после обретения Имени представлялись Дэвиду чем-то неизбежным, у нее отсутствовали, зато были другие, назначения которых он не понимал. Он вел себя сдержанно и вовсе предпочел бы помалкивать, просто перетерпев этот неприятный визит, но эдвиновская тетушка приложила все усилия к тому, чтобы его разговорить. Она держалась максимально доброжелательно, а то, что это отношение искреннее, Дэвид видел при помощи того нового восприятия, которое приобрел в Обители. Постепенно он почувствовал себя свободнее, напряжение потихоньку отпустило; в ходе дружеской беседы в гостиной он несколько раз задумывался, не рассказать ли Вилиссе о высшем источнике блага, ведь она, даже не зная ничего о нем, тем не менее каким-то образом сумела сохранить отблеск его надмирного света, но подходящего момента так и не представилось, затем тетушка пригласила молодых людей пройти в столовую, и Дэвиду стало ясно, что к его рассказу она в любом случае осталась бы глуха. Эта истина открылась ему в тот момент, когда вместо столовой они оказались в пустом помещении, которое мгновенно покрылось паутиной чар по команде Вилиссы. Все было рассчитано очень точно. Она сама, как паучиха, стояла сейчас в центре плетения и, манипулируя потоками, с неимоверной скоростью окутывала энергетическими нитями своих гостей. Дэвид пытался сопротивляться, но к такому приему он был совершенно не готов, у него не было ни оружия, ни амулета — старые вещи мастера им так и не вернули, да в этих вещах и не было бы нужды, они бы только помешали в том случае, если бы ему удалось перейти в то особенное состояние, которое им показали несколько месяцев тому назад: несмотря на весь свой опыт и силу, Вилисса просто не успела и не смогла бы ничего сделать, когда его скорость и сила заклинаний разом возросли бы на порядок. Но перейти не удалось. Система, внутри которой он оказался, тормозила переход, это казалось невероятным, невозможным, но это было, и пока Дэвид тратил драгоценные мгновения, пытаясь осуществить преображение, Вилисса спеленала его окончательно. Мир поплыл, все стало тусклым и блеклым, а затем растворилось в блистающем тумане. Он как будто тянулся к чему-то и никак не мог дотянуться, казалось, не хватает самой малости, крошечного усилия, чтобы достигнуть желаемого... так близко и так далеко. Последнее, о чем он подумал, теряя сознание: «Ведьма хорошо подготовилась». Откуда-то она знала, с чем ей придется иметь дело, знала даже, как они будут реагировать, на что сделают ставку — она все учла. Дэвид пришел в чувство от легкого прикосновения к плечу Разум медленно выдирался из беспамятства... Мгновение дезориентации... где он? что произошло? Чуть позже начали возвращаться воспоминания: визит в замок Вилиссы, дружеский разговор, искренняя доброжелательность, которая обманула его, ловушка, бесславный скоротечный бой... Он хотел вскочить, но рука, прикосновение которой пробудило его, теперь удержала его на месте. Он открыл глаза. Смазанные предметы, чья-то фигура. Восприятие, даваемое вижкадом, также разладилось. Прошло еще несколько секунд, прежде чем он смог разглядеть лицо того, кто пробудил его. Это был Эдвин. Дэвид вновь попытался подняться, и на этот раз кен Гержет позволил ему сделать это, даже поддержал, пока Дэвид принимал сидячее положение. Все тот же замок, но уже какое-то другое помещение, не то, где происходил бой. Стол, стулья, две кушетки у стен. — Пока не вставай, — посоветовал кен Гержет. — Сначала все должно устаканится, — он сделал неопределенное движение кистью, словно небрежно размешивал или взбалтывал что-то. Дэвид все же попытался подняться. Опять возникло ощущение дезориентации, не столько физической — телесная слабость была лишь следствием — сколько психологической. Происходящее казалось каким-то сном, галлюцинацией. Землянин покачал головой и сел обратно на кушетку. — Почему она напала на нас? — хрипло спросил он. — Ты еще не вспомнил? — вопросом на вопрос ответил Эдвин. — Что я должен вспомнить? На лице Эдвина отразилось легкое нетерпение. — О том, как жил здесь до того, как мы поступили в Обитель. Дэвид удивился и хотел спросить «Что за бред? Я никогда раньше здесь не был», — но в этот момент воспоминания наконец вернулись к землянину. ...Он действительно провел в замке Вилиссы более месяца перед тем, как отправиться в Селке-техтар. Эти недели совершенно выпали из его памяти, вернее сказать — были аккуратно удалены и сохранены отдельно от его основного сознания, чтобы затем, когда он снова окажется в замке, опять вернуться к нему, в очередной раз перемешав все компоненты мозаики и собрав из них совершенно новую картину. Он встретился с Эдвином на просторах ИИП в период, непосредственно последовавший за разговором с Проводником Мертвых, когда Дэвид активно терзал терминал в происках всей доступной информации об Обители. Эдвина эта тема также интересовала, они пересеклись на просторах какого-то форума, узнали друг друга и договорились о встрече. Дэвид не стал скрывать, что влечет в Обитель его самого, рассказал о смерти Идэль, разговоре с Марионель и Кирультом, но он не мог понять, зачем в эту задницу лезет Эдвин. Это выглядело какой-то блажью, глупостью. По их прежнему знакомству, еще со времен Академии, у Дэвида сложилось впечатление, что Эдвин достаточно трезв — более чем достаточно — чтобы не вестись на такого вот рода сомнительные предложения. Ведь совершенно ясно, что хотя Обитель и в самом деле давала своим посвященным какую-то силу, цена этой силы не будет низкой — чтобы они там не говорили про бесплатное обучение. Эдвин все понимал. Более того, он изначально располагал об Обители гораздо большим объемом информации, чем Дэвид, — сыну хеллаэнского барона были доступны такие каналы и связи, о которых эмигранту можно было только мечтать. И располагая этими сведениями, Эдвин, как мог, постарался отговорить Дэвида от его затеи (что хелла-энцу так и не удалось) — но интересно то, что сам Эдвин при этом был твердо намерен в Обитель поступить. Указанное обстоятельство, о котором Дэвид, впрочем, забыл, как забыл обо всем, что было связано с его контактами с кен Гержетами, — удивляло не только землянина, но и Вилиссу, в замок которой они перенеслись во время второй или третьей встречи, когда Эдвин уверился, что его бывший сокурсник от цели своей не отступит. Хотя ученики Обители в половине случаев и сдавали выпускной экзамен, была еще вторая половина — та, о которой в Обители не любили вспоминать — когда ученик погибал, переоценив свои силы. Их тела и заклинания, применявшиеся во время боя, чрезвычайно интересовали ту часть аристократии, которой было известно о существовании Обители, но Обладающие, по понятным причинам, информацией делиться не спешили: каким бы ни было секретное оружие монастыря, хеллаэнские лорды совершенно не желали, чтобы технология его создания или даже сведения о нем распространялись и дальше. Тела павших уничтожались или уносились куда-то, информационные поля на месте стычки подвергались деформации. Попытки захватить учеников, еще не сдавших экзамен, и подробно исследовать их энергетические поля уже привели к истреблению нескольких семей: шла игра в высшей лиге, и походя смахнуть с пути путающихся под ногами смертных без особенного труда могла как одна сторона, так и другая. В силу вышеназванных причин источники информации, которыми могли пользоваться заинтересованные лица, были довольно ограничены, однако кое-какие исследования все же были проведены и кое-что о специфике того волшебства, которым пользовалась Обитель, уже было известно. Вилисса совершенно не хотела, чтобы Эдвин влезал в эту историю. Ученики Обители охотились, как правило, на тех, кто обрел Силу лишь сравнительно недавно — их мощь была еще сравнительно невелика. Владыки медленно запрягают, но быстро ездят, рано или поздно они проявят себя, и тогда лучше находиться как можно дальше от Селкетехтар, ибо не факт, что от этих холмов останется вообще хоть что-то. Но Эдвин был неумолим, он говорил, что если сидеть в Академии и дальше, то можно просидеть всю жизнь и так ничего не добиться. В эпоху перемен легко погибнуть, но легко и вознестись на ту высоту, которой ты никогда не достигнешь в период стабильности, когда все сбалансировано и тихо. Вилисса поняла, что племянник не отступит, и перед ней возник выбор: не мешать ему сворачивать шею или все же попытаться помочь ее не свернуть. Она выбрала второе. Располагая Именем Света, она надеялась нейтрализовать влияние Обители — так, чтобы Эдвин сумел получить эту силу, но не утратил себя в той новой индивидуальности, которую формировали в монастыре. Однако это был тупик. Обитель не собиралась делиться своей силой с кем бы то ни было, и одного-единственного отступника они уничтожили бы без труда. Вот тогда Эдвин и привел в первый раз землянина в замок Вилиссы, посвятил в свои планы и предложил помощь в устранении последствий той промывки мозгов, через которую им предстояло пройти. Он пригласил в замок еще несколько человек — позже большей части из них отказали еще на собеседовании — и собирался в любом случае освободить весь свой курс, а то и больше, если только ему самому удастся поступить. Десять или двадцать человек, располагающих силой Обители, но при этом свободных — совсем не то же самое, что один-единственный беглец. Тетушка считала эту затею совершеннейшей авантюрой, и Дэвид был внутренне с ней согласен, но от помощи Вилиссы отказываться не стал — для него это был вообще единственный шанс уцелеть. — Каким образом вы планируете убрать контроль сознания, который установят мастера Обители? — спросил он, обращаясь одновременно к Эдвину и Вилиссе и предоставляя им самим решать, кто будет отвечать. Разговор происходил в гостиной, сидели на мягких стульях за столом — мирная, домашняя обстановка... — Я понимаю, если бы речь шла об устранении какого-нибудь подчиняющего заклинания, — добавил землянин. — Тут все просто: убрал цепи — человек свободен. Но из того, что вы рассказали, у меня сложилось впечатление, что там меняют саму структуру сознания. Нечего убирать. Не от чего освобождать. Сам человек становится другим. Вилисса и Эдвин переглянулись. Как-то сразу стало ясно, что говорить будет Эдвин: тетушка молчаливо отступила, предоставляя племяннику самому отвечать на трудные вопросы, связанные с его затеей. — Там действительно не устанавливают прямого контроля, — подтвердил Эдвин. — Да при прямом контроле им бы и не удалось создать убербойцов, способных управиться с лордами. Прямой контроль — это низкая или даже вообще отсутствующая обучаемость, неспособность принимать творческие решения, неспособность действовать в нестандартной ситуации и так далее. В этом смысле, насколько можно судить, в Обители силой ничего не навязывают, а проводят ученика по определенной цепочке изменений так, чтобы на выходе получилось то, что надо. Он сам дает согласие на изменение своего внутреннего мира, ведь без этого не получить силу, а как только это происходит, его превращают в идеального агента, трудящегося не за страх, а за совесть. Информация о тех немногих учениках, о которых хоть что-то известно — тех, кто пытался оттуда вырваться или тех, кого видели и чье описание потом составили их родственники — полностью подтверждает это предположение. А если так, то можно найти способ избежать окончательной внутренней трансформации. И я думаю, что этот способ относится к той же категории, что и заклятия, с помощью которых мы создаем запасные тела. Теперь ты понимаешь идею? — Ни черта я не понимаю, — ответил Дэвид. — Какие еще запасные тела? Эдвин и Вилисса опять переглянулись. — Неужели ты не слышал об этом? — недоверчиво спросил молодой барон. Потом он вспомнил, что Дэвид — приезжий, и добавил: — Ты ведь уже не первый год живешь здесь. Дэвид покачал головой: — Нет, не слышал. Эдвин встал и сделал жест, приглашая землянина проследовать за собой. — Пойдем, покажу кое-что. Они вышли из гостиной, миновали несколько комнат и коридоров, спустились по центральной лестнице в холл, вошли в неприметную дверь слева, опять вниз — три лестничных пролета, дождались, пока на минус третьем этаже охранные заклятия, повинуясь волшебству оставшейся наверху Вилиссы, раскроются перед ними; затем комната, еще одна, коридор, лаборатория... в конце концов Дэвид оказался в помещении, где находилось несколько довольно странных конструкций, вызывавших ассоциации равно как с технологическими приборами будущего, так и с древесными корнями, оплетающими пещеру Спящей Красавицы. Вижкад показал ему, что в этих устройствах Стихии Металла и Дерева переплетались самым теснейшим образом — часть своих свойств, например, прочность или способность служить проводником, материал устройств заимствовал у Металла, другую часть — живую гибкость и способность к росту, у Дерева. Еще здесь полно было Крови и Жизни — эти Стихии циркулировали в сложнейшей заклинательной системе, точками опоры которой на самом плотном уровне служили вышеупомянутые устройства. Эссенция Жизни текла по внутренним каналам железного дерева так же, как в другом мире по пластиковым трубкам мог бы течь питательный раствор. В центре, оплетенный самыми тонкими и гибкими отростками системы, помещался, собственно, сам гроб «Спящей Красавицы» — высокое ложе, закрытое прозрачной вытянутой полусферой из хрусталя. Дэвид долго смотрел на лежащего в «гробу» человека. Это был Эдвин. Точно такой же, как и тот человек, который сейчас стоял рядом с ним. Хотя Дэвиду и не удалось заметить, как дышит двойник, второй Эдвин казался спящим, а не мертвым. Спящим и вот-вот готовым пробудиться. — Запасное тело — это способ обмануть смерть, — сказал Эдвин — тот Эдвин, который привел Дэвида в эту комнату, а не тот, который лежал в саркофаге. — Это клон: структура тела и гэемона совпадают с моими, а вот ни души, ни кайи у него нет. Если меня убьют, есть вероятность, что моя душа перейдет сюда, и тело оживет. Такое происходит далеко не всегда, очень многое зависит от места и обстоятельств смерти, кроме того, при переселении повреждается колдовской Дар — иногда в меньшей степени, иногда в большей — но это лучше, чем умереть и точка. — За счет чего осуществляется связь между твоей душой и... этим? — Дэвид показал на саркофаг. — Такой же способ связи, как и при выделении астрального двойника, — ответил Эдвин. — Знаком с этой темой? Дэвид вспомнил историю с «Оком Ал абриса» — группой магов, которые едва не угробили землянина, забросив его душу в лекемплет, изрыгнутый Царством Бреда, — и мрачно кивнул. — Более-менее представляю. — По отношению к этому телу я — душа, находящаяся в бессрочном астральном отпуске, — продолжал объяснять Эдвин. — Как только связь с моим текущим телом разорвется, срезонирует вторая, запасная связь. Ведь клон не создавали отдельно от меня. Плоть выращена из кусочка моего тела, его гэемон изначально начал формироваться как часть моего собственного поля и лишь затем пересажен сюда. — И каковы шансы выжить? — поинтересовался Дэвид. — Ну статистики я не знаю. Думаю, пятьдесят на пятьдесят. Но я же говорю: все зависит от обстоятельств и условий. Если тебя убивают магическим оружием или сжигают гэемон заклятиями, шансы резко падают. Вообще странно, что ты в первый раз об этом слышишь. Неужели в замке, где ты учился, ничего подобного не было? — Мне был открыт доступ далеко не во все помещения Тинуэта, — ответил Дэвид. — Я ведь тогда только пришел в ваш мир. И без запасных тел чудес хватало. В общем, будем считать, что ты меня просветил. Наверное, сложно такую штуку создать, — землянин кивнул в сторону хрустального гроба. — Да, — подтвердил Эдвин. — Непросто. Поэтому у горожац запасных тел обычно нет, разве что у городской элиты, то есть — у тех же аристократов, которые по каким-то причинам не имеют земли и живут в городе. Это на Ильт-фар шансы пятьдесят на пятьдесят, а чем слабее Дар, тем меньше шансов, что душа будет притянута. Кроме того, нужно знать кучу дисциплин и иметь мощный Дар, чтобы сделать само запасное тело. Я, например, собственноручно сейчас такое состряпать не смогу. Это тетушкина работа. — Да, тетушка у тебя профи... — Ага. — А как к такому вот мошенничеству относятся боги смерти? — поинтересовался Дэвид. Эдвин хмыкнул: — А как они могут к нему относиться? — Понятно. — Хеллаэнцев боги вообще не любят. Потому что мы их ловим и, — Эдвин сделал вращательное движение, как будто поворачивал ручку гигантской мясорубки, — перерабатываем в полезную энергию... Дэвид улыбнулся. Несмотря на некоторую понтовость, с которой все это произносилось, случаев, когда хеллаэнским магам удавалось поймать какое-нибудь локальное божество и использовать по непрямому назначению, было известно более чем достаточно. — С запасными телами все ясно, но я все еще не понимаю, как это поможет нам сохранить свободу. — Я еще не все рассказал про тела. Клон идентичен своему образцу только в самом начале, когда его только-только сделали. Но живой человек не стоит на месте. Мы развиваемся, набираемся сил, либо, наоборот, деградируем, что-то приобретаем, что-то теряем... Человек не может жить и не изменяться. А спящий клон — это то состояние, в котором мы находились когда-то. Если я получу рану, она заживет, останется шрам, потом меня убьют и я оживу в новом теле — шрама, само собой, не будет. То же самое и с гэемоном — по крайней мере, со значительной его частью. Если меня инициируют какой-то стихией, а потом я умру, скорее всего, я эту стихию утрачу. Тетушка говорит, что Имена и Высшая Магия так не теряются, поскольку они сидят в адепте слишком глубоко, в силу чего на уровне Угал-джогус-фарот смерть, как правило, переживается относительно безболезненно, но это не наш с тобой уровень. Чтобы избежать потерь, аристократы периодически обновляют свои запасные тела. Либо наоборот, избавляются от каких-то проклятий или болезней, с которыми не удается справиться обычными способами, оставляя старое тело и переходя в запасное, возвращаясь на более раннюю ступень развития. И еще важный момент: до определенной степени можно регулировать, что именно мы хотим оставить от своей старой индивидуальности и что от новой. Это все подводит нас к вопросу сохранения свободы. Да, нас перекроят в Обители. Но можно оставить здесь клона. При том этот клон будет включать в себя не тело и часть гэемона, как обычно, но некоторые структуры души и ментального тела. Понятное дело, что не все — тут полную копию сделать невозможно при всем желании, но копию некоторых, самых важных частей. Тех, трансформации которых мы не хотим допустить. В первую очередь это система ценностей, конечно. Дэвид задумался. План Эдвина выглядел не самым плохим. Конечно, наверняка потом обнаружатся какие-нибудь подводные камни, что-нибудь пойдет не так как надо — это стопудово — но все предусмотреть все равно невозможно. Это ведь жизнь, а не логическая игра. По крайней мере, эта затея давала шанс «остаться при своих», а большего Дэвид получить и не стремился. Ему лично просто нужно вернуть Идэль, и все. А убийствами Обладающих пусть занимаются какие-нибудь маньяки, он не станет мешать... — В твоем плане я вижу крупный изъян, — сказал землянин. — Если нашу систему ценностей изменят, мы, скорее всего, просто — Совершенно правильно, — кивнул Эдвин. Казалось, он ожидал этого возражения. — И вот чтобы ничего подобного не произошло, нужно избавиться от лишних воспоминаний, прежде чем мы отправимся в эту школу. Сдадим по куску памяти тете Вилиссе на хранение. Кстати, я говорил, что ее в свое время приглашали в Академию преподавать псионику на последнем, четвертом курсе? Нет?.. ...Немногим позже Дэвида одолели сомнения. Эдвин мог доверять своей тетушке, ибо знал ее с детства, но какие гарантии, что она не промоет мозги ему, чужеземцу? Землянина честно предупредили, что в случае согласия он будет подвергнут тотальному исследованию и ни один уголок своей души, даже самый интимный и темный, не сможет уберечь от псионических заклятий Вилиссы. Дэвид должен будет сам вручить ей ключи к своему сознанию, открыть все двери, сообщить все коды и пароли, провести на предельную глубину своего внутреннего мира. Даже будь он не магом, а самым обычным человеком, никогда не жившим в Хеллаэне, подобное предложение вызвало бы в нем, как и во всяком другом, резкое отторжение: нам дорог наш внутренний мир; есть вещи, о которых человек никогда и никому не расскажет; все самое лучшее и все самое мерзкое мы с равной ревностью скрываем от посторонних глаз. Это естественное неприятие, желание сохранить свой внутренний мир только для себя в данной ситуации усиливалось еще и тем, что он Бездарем уже давным-давно не был и с хеллаэнским обществом был знаком не первый день, уже свыкся с его культурой и отчасти впитал ее. Здесь нельзя было делать таких вещей. Категорически. Все равно что купить дорогущую тачку, приехать в самый неблагополучный район и оставить ее там на недельку — без сигнализации, с опущенными стеклами и ключами в бардачке. Может ли так быть, чтобы ее не украли? Да, может. Всякое в жизни бывает... Но поступать так — глупо. Перемену его настроения Эдвин заметил сразу и оценил правильно. — Если ты все еще хочешь поступить в Обитель, — сказал кен Гержет, — кому-то тебе придется довериться. Ты можешь отвергнуть Вилиссу, но в таком случае ты будешь вынужден искать какого-то другого профессионала, а я сомневаюсь, что в числе твоих близких друзей есть много спецов по псионике. — По правде сказать, ни одного, — признался Дэвид. Эдвин пожал плечами: — В таком случае, тебе придется безраздельно довериться мастерам, работающим в Обители. Хочешь ты того или нет, а доверять к концу обучения ты им будешь так, как родной матери не доверял. Это нам с тетей нужно твое согласие на вмешательство, чтобы, влезая в твой разум, ненароком там чего-нибудь не повредить. В Обители все будет иначе. Ты позволишь им работать с собственным гэемоном — иначе нельзя будет ничему научиться — и тебе по ходу дела внушат доверие; испытывая к ним доверие, ты откроешь им — даже без всякого участия сознания, просто твоя воля будет расположена к тому — откроешь двери на более глубокий уровень себя, они войдут, изменят тебя и привяжут к себе еще сильнее, ты откроешься им еще больше—и так далее, до тех пор, пока они не получат тебя всего, целиком, без остатка. Три года, с их-то способностями, более чем достаточный срок для того, чтобы обработать ученика. Можешь пойти на это, если хочешь. Ты рискуешь в любом случае, но выбирать тебе неизбежно придется. Отказ от любой внешней помощи Дэвид вздохнул. Он понимал, что Эдвин прав. Надеяться, что тебе за красивые глаза дадут силу, достаточную, чтобы одолеть Обладающего, — глупо. Обитель утверждала так, но это была ложь. На самом деле эта сила даже не становилась предметом торга: Обитель ничем с внешним миром не делилась вообще. Обитель брала из внешнего мира магов, поверивших ее обещаниям, перерабатывала их и превращала в своих адептов. Но она ничего этому внешнему миру не отдавала и отдавать не собиралась; переработанный маг переставал быть самостоятельной единицей, он уже не был субъектом договора или сделки, он становился частью расширяющегося организма Обители. У него не было выбора — доверять или нет. Если он намеревался лезть в это болото — а он намеревался — такого выбора просто не существовало. Вопрос был лишь в том, ...Спустя две недели — большую часть этого времени Дэвид провел в полубессознательном состоянии, пока Вилисса кен Гержет изучала его разум, — состоялся довольно любопытный разговор с хозяйкой замка. Они находились в заклинательных покоях — Дэвид ненадолго вернулся в реальный мир для того, чтобы справить нужду и поесть. Слуга — живой человек, не призрак и не демон-раб — принес суп, сметану и белый хлеб... Вилисса задумчиво смотрела, как он принимает пишу, а Дэвид гадал, что именно из его прошлого ей уже известно, а что — еще нет. Не станет же она просматривать каждую минуту его жизни!.. Хотелось надеяться, что она не узнает, как он в пятнадцать лет мастурбировал в ванной. Как перетрусил и сдал всю наличку двум ниггерам, тормознувшим его в «черном районе» Лачжер-тауна, куда Брендом однажды случайно забрел. Какие глупости говорил девчонке, влюбившись в первый раз. Не узнает о том, кого он обманул и предал, обидел и оттолкнул... И про то, что у них было с Идэль... Про это эдвиновской тетушке тоже совсем не следовало бы знать. — Как идет работа? — спросил он, искоса посмотрев на Вилиссу. — Как и должна... — Баронесса чуть кивнула. Она устала. Сканирование и репликация психики отнимали немало времени и сил, требовали постоянного напряженного внимания. Использовались заклятия высочайшей сложности, и едва ли не каждый узел плетения ей приходилось настраивать вручную. Здесь не было готовых схем, которые можно было использовать: душа у каждого человека слишком особенная, ее слишком легко повредить, пытаясь заставить работать по какой-то общей схеме. Так действуют подчиняющие заклятия: ломают все лишнее, превращая свободное существо в раба, чьи действия целиком определяются более и менее сложной моделью поведения. Однако Вилиссе в данном случае нужно было не подавить чужую волю, а наоборот, сделать все, чтобы сохранить ее самобытность, и именно поэтому ее работа не была ни легкой, ни быстрой. Неожиданно она спросила: — Почему ты так легко пускаешь посторонних в свой разум? Дэвид бросил мрачный взгляд на баронессу. Она еще и издевается... — К сожалению, это необходимо, — буркнул он. — Ваш племянник умеет убеждать... — Нет-нет. — Вилисса покачала головой. — Я спрашиваю не про текущую ситуацию... хотя и тут, вместо того, чтобы загонять себя в угол, когда уже нет другого выбора, кроме как слепо довериться мне или мастерам Обители, тебе было бы лучше вообще не лезть в эту историю... Но я ведь далеко не первая, кому ты открываешься. Поразительно то, что при этом твое сознание почти не захламлено корректирующими поведение программами. Но если ты продолжишь в том же духе и дальше... — Подождите-подождите! — Дэвид насторожился. — Что значит «почти»? — Если ты спишь с самыми дешевыми шлюхами, ты не можешь вообще ничего не подцепить, — произнесла Вилисса. — Я пытаюсь сказать, что удивлена тем, как ты до сих пор не подцепил ничего серьезного. Дэвид помотал головой. — При чем тут шлюхи? — Это поэтическая аллегория. — Так. — Он на несколько секунд замолчал. — Вы хотите сказать, что какие-то влияющие на мое поведение проги вы все-таки нашли? —Да, именно это я и хочу сказать, — подтвердила Вилисса. Желудок Дэвида болезненно сжался. — А могу я узнать, кто и при каких обстоятельствах влезал ко мне в разум? — Большую часть ты и сам можешь вспомнить, просто легкомысленно не придаешь этим случаям никакого значения. Но я напомню. Начну с самого безобидного. Во-первых, с твоим разумом работал твой первый учитель, Лэйкил кен Апрей... Дэвид выругался. — Успокойся. Он как раз все делал аккуратно, новые модули поведения в тебя не вшивал и даже практически ничего не повредил. Сложно сказать, для чего ему вообще потребовалось вторгаться в твой разум — прошло уже слишком много времени, все следы стерты — но, думаю, беря тебя в ученики, он просто хотел проверить, не заслан ли ты кем-нибудь со стороны. На всякий случай. То есть, это вторжение произошло в самом начале вашего знакомства и более, насколько я могу судить, не повторялось. Есть еще следы в твоем психическом пространстве, вызванные его прикосновениями уже в ходе обучения, но их избежать невозможно, особенно когда учишь кого-то по ускоренной программе. В некоторых фазах обучения он искусственным путем повышал твою восприимчивость, делал тебя более обучаемым. — Каким образом? — Понимаешь... — Вилисса на секунду замолчала. — В сознании человека работает одновременно несколько защитных программ, фильтруя информацию, поступающую из внешнего мира. Они нам необходимы — без них мы верили бы всему, поддавались бы любой внешней команде — но вместе с тем они ограничивают скорость нашего восприятия. Кроме того, эти фильтры склонны портиться и изгаживаться со временем, так что всегда есть опасность, что они перестанут защищать и начнут просто отделять нас от внешнего мира. Это все равно что решето, которым мы процеживаем очень грязную воду, но постепенно грязь откладывается и в конце концов вода вовсе перестает протекать вниз, все отверстия и щели забиты. Ты пришел из мира, где люди воспринимают окружающую реальность совсем иначе. Технологические миры — вообще рекордсмены по загаживанию «психических фильтров», и, насколько я могу судить, твой родной мир в этом смысле исключением не является... как и ты сам. На Земле ты четко знал, что может быть, а что нет, ты ни во что не верил и не был способен поверить, ты был совершенно глух и слеп в сфере мистики, магическая сторона реальности была отделена от тебя непробиваемой стеной. Ты был абсолютно Бездарен, но Лэйкил дал слово, и он пробил эту стену и сделал из тебя мага. Я не хочу сказать, что это только его заслуга — конечно, твои усилия тоже имели место быть, но даже этих усилий ты, скорее всего, не смог бы предпринять, если бы он для начала не промыл твои «фильтры восприятия». Часть из них позже он заменил, другие — отключал на время занятий, возвращая тебе на этот период некритичный и чистый взгляд на мир, такой же, как у ребенка. Это было необходимо, чтобы провести тебя по пути волшебства, потому что сам ты перестраивался бы слишком долго и неизвестно, смог бы вообще это сделать. — Понятно... — Дэвид изобразил кислую физиономию. — Но Лэйкил, я повторяю, делал свою работу аккуратно и грамотно — особенно, если учесть, насколько он молод. Если бы тебя исследовал кто-нибудь, разбирающийся в псионике хуже, чем я, он, вероятнее всего, даже не заметил бы следов вмешательства твоего первого учителя. А вот теми псионическими заклятиями, которые ты применял на протяжении последних лет, ты сам себе повредил намного больше, чем Лэйкил. Тут уже не нужно быть высококлассным специалистом, чтобы заметить шрамы. Твои заклятия, особенно до Академии, ужасно грубы. В некоторых случаях это можно сравнить, как если бы ты, не умея еще поворачивать голову, просто бился бы головой об стенку, чтобы повернуть ее хоть как-то. Взять например, тот «шедевр», который ты использовал, чтобы выучить язык Хэшота. Это же кошмар, а не заклятие. По технике исполнения больше напоминает шаманизм самого грубого пошиба, а не Искусство. Дэвид хотел вставить словечко, но Вилисса подняла ладонь, прося ее не перебивать, и землянин прикусил язык. — Да, я понимаю, — сказала баронесса, — что на тот момент у тебя не было другого выхода, но факт остается фактом: ты себе повредил, и следы этого заметны. Хотя человеческая психика пластична, и, на твоё счастье, ничего по-настоящему важного ты не испортил... но шрамы есть до сих пор, и поверь мне, они уродливы. — Буду знать, — Дэвид невесело хмыкнул. — Следующая часть повреждений связана с периодом твоего обучения в Академии, когда с тобой работали тамошние преподаватели. Тут дело уже не ограничилось поверхностной чисткой фильтров, есть следы от проникновений на достаточно глубокие слои психики, кроме того, заметны последствия от тех пси-программ, которые сначала ставили в твоем сознании, а затем удаляли... — Кто??? — Учителя. Это обычная практика. Как и Лэйкил, они это делали для разгона твоего восприятия. Вот только вмешивались чаще и проникали глубже. — Чччерт!.. А мне говорили, что Академия этим не занимается, бережет свой имидж!.. — Она действительно «этим» не занимается, если под «этим» подразумевать контроль и существенную перекройку психики учеников. Но коррекцию проводит, это естественно. Не в сфере системы ценностей, а в... в тех тонких структурах, которые служат для связи сознания и гэ-емона. Естественным путем ты бы себя перестраивал — Мне казалось, Академия — это элитное учебное заведение, — сказал Дэвид. — Учитывая их расценки... Вилисса кивнула. — Другие еще хуже. Учти, тут еще имеет значение курс, с которого ты начал. Для тех тончайших корректировок структур бессознательного, о которых я говорю, существуют заклятия разных типов — одни проще, другие сложнее, есть более грубые и менее, есть оставляющие больше побочных эффектов и оставляющие меньше и так далее. Понятно, что чем совершеннее и безопаснее заклятие, тем больший уровень мастерства необходим, чтобы применять его. А первый курс, как нетрудно догадаться, ведут не специалисты экстра-класса. Они делают что могут, но их заклятия далеко не идеальны. Это одна из причин, в силу которой родители в аристократической семье учат ребенка сами, и если он, получив базовую подготовку, идет в Академию, то разве что только на второй или даже третий курс. Хотя, конечно, нам было бы проще спихнуть его учителям с самого начала. Иммигрант или горожанин понесенного урона даже не заметит, он вряд ли когда-нибудь достигнет такой высоты, на которой эти тончайшие повреждения, полученные при обучении, будут иметь значение. Но аристократу, чтобы выжить в кругу равных, столь небрежным быть нельзя. — Это все? — осторожно спросил Дэвид, когда Вилисса замолчала. — С первой частью все, — кивнула баронесса. — Но если бы дело ограничивалось только твоими, так сказать, «шрамами», я бы вообще не стала начинать данный разговор. Вторая часть намного хуже. Это не случайные повреждения, а настоящие полноценные программы коррекции поведения. Плюс как минимум одна чистка памяти. Готов? Дэвид крякнул и сказал: — Ну., да. — Начну с самой последней программы. — Вилисса на секунду запнулась. — Ты ведь понимаешь, что мне пришлось просмотреть твою биографию для того, чтобы понять, кто установил эти программы и зачем? — Да. Понимаю. — Самой последней тебя наградил человек по имени Фольгорм. Внес он ее, по всей видимости, в тот день, когда обнаружилось, что ты не можешь контролировать силу, обретенную в Рунном Круге. Он уговорил тебя позволить ему тебя «изучить»... — А что мне оставалось делать?! — возмутился Дэвид. — Знаете ли, не всегда есть возможность выбрать между хорошим и плохим. Иногда приходится выбирать между более плохим и менее... — Что тебе — Ладно. Извините. А на что влияла эта программа? — Почему «влияла»? Она до сих пор работает. Правда, уже вхолостую. А раньше она повышала твое доверие к Фольгорму, заставляла относиться к тому, что он говорит, некритично. Дэвид почесал нос. — Но в конце концов я ему не поверил. — Повторяю: она — Понятно. Но эта, как вы сказали — «самая последняя». А какие есть еще? И вообще, сколько их? — Три. Вторую тебе поставила девица, с которой у тебя были отношения в Академии — Меланта из Зергала. В принципе, все то же самое, что позже сделал Фольгорм, только работа выполнена более грубо. Ну и еще влияние намного более сильное. Ты должен был влюбиться в нее без памяти и перестать критиковать ее жизненные проекты. Программа перекраивала твою систему ценностей, помещая на самую верхушку Меланту и твои отношения с ней... — Вот сука!.. — процедил Дэвид. Потом до него дошла очевидная нестыковка. — Подождите, но ведь когда мы с ней расстались, я не особенно-то переживал и забыл ее довольно быстро... Вилисса вздохнула и отвела взгляд. — У меня есть для тебя неприятная новость. Меланта в псионической магии разбиралась плохо и поэтому программу свою установила криво... — Я вообще не понимаю, когда она могла бы сделать это. Ей я не открывался. — Но когда вы занимались любовью, ты ведь снимал защитный амулет, — напомнила баронесса. — Ну да. — А потом ты засыпал. — Да. — Ну вот и... — Когда я спал? — спросил Дэвид. Вилисса согласно кивнула. Дэвид выдохнул воздух через сжатые зубы. «Господи-ты-боже-мой!.. — подумал он. — Нет, ну что это за мир... С девчонкой спокойно покувыркаться нельзя. Ты ласкаешь ее и думаешь, как бы доставить ей удовольствие, а она — как бы половчее застегнуть на тебе ошейник...» — Так вот, — продолжала Вилисса. — Меланта свое воздействие провела с ошибками. В твое бессознательное она успешно влезла, но правильно настроить заклинание не смогла. В результате твое отношение к ней не изменилось, а через некоторое время, когда она уже сама разочаровалась в тебе, оставила свои попытки и вы мирно расстались... — Ну слава богу, хоть эта бомба не сработала... — Я еще не закончила. Я ведь сказала, что у меня есть для тебя неприятная новость. С Мелан-той вы разошлись, но ее корректирующая программа так и осталась в тебе. Одна из ошибок Меланты состояла в том, что она прописала имя и образ той, в кого ты должен был влюбиться, в неправильном узле. Нужно было использовать узел Si-Ash-5-84-C, а она взяла на три тона ниже, и вдобавок, не Ash, a Ah. Там введенная команда ничего не значила. А само поле для ввода образа осталось соответственно пустым. Но поскольку программу она в тебя вживила, эта штука болталась в тебе до тех пор, пока ты сам не ввел образ и не запустил ее. Само собой, несознательно. Но мы большую часть процессов в своей психике так и запускаем — совершенно не понимая, что делаем... — И в кого же я, по-вашему, влю... — Дэвид подавился последней частью вопроса. До него начало доходить. Это было чудовищно, немыслимо, невозможно, но... — То есть вы хотите сказать, что... Нет. Я вам не верю. Это полная чушь. Вилисса вздохнула. — Она и сейчас работает. Сначала я хотела выключить ее, прежде чем начать этот разговор, но тут обнаружилось одно обстоятельство... Дело в том, что психика человека очень пластична. Ты уже перестроился в согласии с внесенными в тебя изменениями, почти растворил эту структуру в себе. Удаление самой программы уже ничего не изменит. Ты по-прежнему будешь безумно любить Идэль и бестрепетно пойдешь навстречу смерти, если она потребует. Это... все равно что сломать человеку палец, а потом не выправляя, наложить гипс. Кость срастется, но криво. И если потом гипс убрать, палец уже ровным не станет. Нужно ломать во второй раз, чтобы вернуть все как было. — Я вам не верю. — Я знала, что не поверишь. Но, в общем-то, это не имеет значения. Сомневаюсь, что теперь, когда тебя защищает Кильбренийский Источник, можно без твоего согласия сломать тебя так, чтобы потом можно было собрать что-то жизнеспособное. По крайней мере, я за такую задачу не возьмусь. Но я думаю, что как раз в этом аспекте прогулка в Небесную Обитель пойдет тебе на пользу. Там мастера половчее, чем я, и в выборе средств они не стесняются. Они вытеснят из тебя всякие лишние привязанности вроде этой же самой любви, чтобы утвердить в качестве сверхценности самих себя, а потом, когда ты вернешься в мой замок, я сведу их усилия на нет. Так что можно надеяться на то, что в итоге к тебе вернется здравый рассудок. — А сейчас, по вашему мнению, я неадекватен? — язвительно осведомился Дэвид. — Когда речь идет об Идэль — нет, — ответила Вилисса. — Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь, вот только оцениваешь иначе. Дэвид задумался. В ее словах что-то было, но... — Вы полагаете, я бы не полюбил Идэль, если бы не эта программа? — поинтересовался он. Вилисса покачала головой. — Наверное, полюбил бы, но... не так. — «Не так»?! — переспросил Дэвид с нажимом. — В глазах Вилиссы промелькнул отблеск интереса. «Я ошиблась, — подумала она. — Этот мальчик — не просто жертва обстоятельств, у него есть внутренний стержень... Его виденье мира обусловлено не только его окружением. Я не заметила его собственного внутреннего выбора потому, что этот выбор и «выбор», делаемый за человека обстоятельствами и внешними причинами, в данном случае почти совершенно совпали...» — Многие с тобой не согласились бы, — по прошествии длинной паузы произнесла баронесса. — А многие — согласились бы. Но мне нет дела ни до тех, ни до других. Если меня изменят так, что я утрачу себя... верните мне все мои чувства. С тех пор, как умерла Идэль, мой мир похож на ад, но это лучше, чем не ощущать вообще ничего... Точнее, не быть способным чувствовать и существовать, думая, что твое прозябание — это и есть жизнь. Я не строю иллюзий. Шансы на то, что я добьюсь желаемого, невелики. Но лучше сгореть, чем сгнить. — Хорошо, — сказала Вилисса. — Это твой выбор, и не мое дело указывать тебе, как надо жить. В любом случае тебя уже невозможно привести в состояние абсолютной незаинтересованности, когда ты мог бы выбрать свободно, а не под влиянием каких-то внутренних побуждений, которые воспринимаются тобой как данность, которые во многом обусловливают твой выбор, но появления которых ты не желал и не ждал. Я просто хотела, чтобы ты знал причину. Счастья тебе это не прибавит, но лучше знать, чем не знать, не так ли? Или ты хочешь, чтобы я стерла эту часть нашего разговора? — Нет, не надо. — Дэвид вздохнул. — Да вы правы: такие вещи лучше знать. Даже если не собираешься меняться. А что там за последняя программа? — О! — Вилисса сделала загадочное лицо. — Она самая интересная из всех, и поэтому я отложила разговор о ней напоследок. Ты помнишь, когда у тебя появилось увлечение хеллаэнской историей? Дэвид наморщил лоб. — Сложно сказать... В Академии еще. В какой-то момент я осознал, что ни черта не знаю о мире, в котором живу. То есть я тупо совершенствую какие-то навыки выживания, учусь управлять этим миром — ну пусть в каких-то самых скромных пределах, которые только и доступны Бездарю-иммигранту — но при этом упускаю из вида то, что понять это общество, научиться в нем жить и адекватно вести себя без минимального знания его истории просто невозможно... Это было бы возможно, если бы я родился здесь и местная культура была бы, так сказать, в крови, но мне приходится постигать ее в каком-то смысле извне и поэтому... — Да, это все, конечно, очень интересно, — прервала Вилисса его излияния. — Ты придумал вполне убедительные причины для того, чтобы объяснить самому себе внезапно пробудившийся интерес. Убедительные, правдоподобные причины. — Подождите... вы хотите сказать, что это тоже привнесено извне?.. Но кто... — Дэвид покачал головой. — Ну и зачем же кому-то понадобилось внушать мне лк?бовь к истории? — Хороший вопрос. — Это кто-то из преподавателей? — предположил землянин. — Превысил, так сказать, свои полномочия?.. — Откровенно говоря, я не знаю, — призналась Вилисса. — Мне не удалось установить авторство. Тот, кто с тобой поработал, не оставил следов... во всяком случае, я их найти не смогла. Все выглядит абсолютно естественно. Более того, вполне может быть, что я ошибаюсь и это не результат работы какой-то программы, а на самом деле твое естественное желание. Мое заключение основано на том, что можно четко зафиксировать время, когда в тебе это желание возникло. Чтобы ты там не думал о причинах, я могу назвать дату и даже час, когда это произошло. — И когда же? — поинтересовался Дэвид. — Когда ты вернулся из лекемплета, в который тебя забросили маги, прикрывавшиеся именем корпорации «Око Ал абриса». Дэвид задумался, вспоминая... Сейчас эти события казались такими далекими, будто они происходили с каким-то другим человеком. А ведь прошло не так-то много времени... Слишком уж насыщенными были последние месяцы. — А знаете, наверное, вы правы... — промолвил наконец Брендом. — Интерес у меня проснулся именно тогда. Но почему то обстоятельство, что можно установить дату возникновения интереса, рассматривается вами как указание на то, что сам интерес привнесен кем-то извне? На самом деле, мне и раньше было интересно. Я просто не тратил на это время, другие вещи казались более важными... Но если желания в нас появляются и исчезают, что удивительного в том, что можно указать время, когда то или иное желание появилось или исчезло? — С этой точки зрения ты, конечно, прав, — согласилась Вилисса. — Однако в данном случае время возникновения имеет значение. Видишь ли, желание, активное формирование которого приходится на период, память о котором начисто стерта, почему-то кажется мне слегка подозрительным, вот и все. — Я не понимаю, о чем вы. Какой период стерт? — Около часа, а может и больше, твоего пребывания в лекемплете. Дэвид помолчал, а потом сказал: — Возможно, причина в тех условиях, куда меня поместили. Мне там было очень хреново. Не скопытился только чудом. Я плохо помню, что там было, помню лишь как блуждал по силовым коридорам, потихоньку загибаясь, пока не наткнулся на восходящий поток силы... Испытанный шок мог спровоцировать амнезию. — Даже в момент шока ты не утрачиваешь способность принимать информацию из внешнего мира, — возразила Вилисса. — Ты лишь утрачиваешь способность ее осознавать. Но она все равно откладывается в тебе: либо сохраняется на более глубоких пластах сознания, которых ты сам, в принципе, когда-нибудь потом можешь достичь, либо кодируется неправильным образом и становится нечитаемой... это худший вариант, но даже в этом случае специалист, работая с тобой, информацию может извлечь, если сумеет ее перекодировать. Но не первый, ни второй варианты к тебе отношения не имеют. У тебя просто нет части воспоминаний. Вообще. И нет никаких следов того, что эта недостающая часть подвергалась какой-то внешней деформации или была неправильно закодирована и помещена в один из тех сегментов разума, которые служат в качестве таких вот «мусоросборников». Ее просто нет. А кусочки, оставшиеся неудаленными, — крошечные островки в океане небытия — скомпилированы таким образом, чтобы создать у тебя ощущение непрерывной цепи событий. Происходившее ты не помнишь, зато твердо уверен, что всего лишь слепо блуждал по коридорам до тех пор, пока случайно не наткнулся на дверь с табличкой «ВЫХОД». Простой и верный расчет: ведь ни один человек не держит в голове всех событий, происходивших с ним на протяжении последней недели... последних суток... даже последнего часа. Мы имеем в поле своего опыта лишь ощущение непрерывности, которое кажется нам как бы подтверждением того, что с нашим прошлым все в порядке и что все события в нем складывались последовательно, нанизываясь, как жемчуг на нитку. Но это всего лишь ощущение, и не более того. И если уж ты получил доступ к сознанию кого-либо, то внушить это самое ощущение, которое отлично замаскирует следы твоей работы, не составит труда... — И кто бы мог это внушить? — спросил Дэвид. — Те ублюдки, которые меня в лекемплет зашвырнули? Сильно сомневаюсь. У них не было возможности влиять на меня, когда я был внутри, а к тому моменту, когда я выбрался, они уже были мертвы... Кстати, могу я надеяться, что то, что вы узнали, останется при вас? — Не беспокойся, я не собираюсь рассказывать кен Эселям о том, кто уничтожил их вассала, — усмехнулась Вилисса. — Ни та, ни другая семья меня не интересуют. После короткой паузы она добавила: — А память тебе стерли уж конечно не маги из фальшивого «Ока»... Я думаю, там, в этом массиве исторгнутой хаосом мощи, только-только начинающей упорядочиваться и приобретать какой-то «нормальный» вид, что-то произошло. Что-то, благодаря чему ты сумел спастись... заплатив за это частью своих воспоминаний. Дэвид некоторое время пытался свыкнуться с мыслью о том, что то, что он помнит об указанном периоде, — неправда. Маленькие кусочки правды, сложенные в большую ложь... — Если эти воспоминания удалены, — произнес он, — видимо, они имели какое-то значение. Могли бы, наверное, пролить свет на то, что находится внутри этой штуковины... или на еще что-нибудь. А их точно никак нельзя вернуть? Вилисса покачала головой. — Ничего не осталось, извини. Очень тщательная работа. Ее и обнаружит,ь-то было не так-то просто. Вообще, чем дольше я исследовала эту аномалию в твоем ментальном пространстве, тем больше она меня удивляла. С одной стороны, применявшиеся заклятия были довольно грубыми... приблизительно соответствующими тому, что ты мог бы изобразить на своем текущем уровне мастерства, а может быть даже и ниже. Но при этом настолько все точно рассчитано, настолько все изящно и просто, учтены все нюансы, в том числе и те, которые будут порождены столь грубыми заклятиями, установлен такой идеальный баланс, что он кажется невозможным, дефекты одной из задействованных схем настолько полно сводят на нет дефекты другой и наоборот... Должна признаться, я в первый раз с таким сталкиваюсь. Такое чувство, что я вижу перед собой творение гениального мастера, вынужденного работать совершенно негодными инструментами... и сумевшего, тем не менее, недостатки этих инструментов обратить в их достоинства или как минимум свести их на нет. Восторженные нотки в голосе баронессы хорошего настроения землянину не прибавили. Вилис-су интересовало Искусство. А он, Дэвид, лишь подопытный экземпляр... холст, на котором запечатлен «рисунок гения». — Рад, что хоть чем-то оказался вам полезен, — буркнул Дэвид. Вилисса не заметила его настроения. — Если я права, — задумчиво произнесла она, — то, теоретически при определенных обстоятельствах память к тебе все же могла бы возвратиться. Ведь тот, кто стирал, мог просто забрать ее с собой — на тот случай, если вы вдруг опять столкнетесь. |
||
|