"Власть волшебства" - читать интересную книгу автора (Смирнов Андрей)

7

В четвертом полугодии их стали обучать атрибутивным заклинаниям, предназначенным для будущих Служителей Истины. Последнее наименование, несмотря на кажущийся пафос, в устах Рийока и других мастеров звучало вполне естественно, как обещание о награде и славе, ожидающей тех, кто пройдет праведным путем до самого конца. Слабые и слепые ученики должны стать неуязвимыми и бесстрашными Служителями, и атрибутивные заклинания Небесной Обители являлись еще одним шагом на пути к совершенству.

Создавая атрибутивное заклинание, бог или Обладающий Силой формирует и воплощает одно из своих качеств. Ключевое слово здесь — «свое»: Обладающий творит из себя и сам является источником своих действий. Однако подобный индивидуализм в Небесной Обители, конечно, приветствоваться не мог. Ни в коем случае. Ведь очевидно, что нечистое и несовершенное существо никак не может быть опорой для чего-либо подлинного, не способно само по себе источником, по существу своему убого, ничтожно и бессильно, и лишь научившись принимать дары свыше, приобретает способность отдавать. Точкой опоры для атрибутивного волшебства в Небесной Обители, таким образом, становился не отдельный ученик, а вся система в целом. Обитель как бы передавала ученикам свои собственные качества, свои атрибуты. Кто-то робко спросил, не является ли подобный подход унификацией способностей, не обезличивает ли Служителей, делая их, по сути, клонами некоего идеального воина — но Рийок легко отмел это жалкое и несущественное возражение. Никакой индивидуум не способен к полноценному творчеству, сказал он, это лишь самолюбивая мечта слепых гордецов, обольщенных духами поднебесной злобы; творит всегда только источник блага, а все, что против воли его — лишь кажущееся творение, являющееся, на самом деле, не творением, а не более чем извращением изначального замысла. Сотворенные благим источником качества — наилучшие,, они неизмеримо совершеннее всего, что способны изобрести все боги и Обладающие Силой, даже если будут трудиться тысячу лет, не переставая; и лишь Небесная Обитель удостоена того, чтобы хранить дары свыше и передавать их достойным принять Служение. Этих чудесных качеств — превеликое изобилие, и каждый сможет выбрать те, которые ближе ему; таким образом, речь ни в коем случае не идет о какой-либо унификации, источник предоставляет Служителям большой выбор. Кощунственно даже думать иначе.

Слова Рийока, казавшиеся поначалу, как и всегда, немного пафосными, в скором времени подтвердились на деле. Ученикам была предоставлена огромная палитра качеств... основана она, правда, была только на одной Стихии, но это обстоятельство никого не удивило, ибо последние два года ученики работали только и исключительно с ней же. Пользуясь этими базовыми качествами, ученики стали формировать атрибутивные заклинания — словно писали картину, пользуясь определенным набором красок или выстраивали сложную конструкцию из отдельных элементов. Сгенерированный таким образом атрибут включался в сущность Служителя, оставался невидимым и как будто бы не существующим до тех пор, пока Служитель не принимал решения воспользоваться им. Тогда атрибут являл себя на поверхности вещей: маг мог увидеть необычное и мощное сплетение энергий, человек без колдовского восприятия — странную вещь, всецело подчиненную воле хозяина. Некоторые атрибуты позволяли замещать части тела, другие могли быть сопровождавшими Служителя чудесными природными явлениями — вроде сияющего ветра или солнца, встающего за спиной Служителя, причем, в последнем случае, время суток и облачная завеса в том мире, где находился Служитель, не имели никакого значения: как только Служитель использовал этот атрибут, солнце вставало у него за спиной, и никак иначе.

Осваивая атрибутивные заклинания и учась применять их на практике, Дэвид осознал: Вилисса поступила верно, вернув ему память так рано. Если бы встреча состоялась на несколько месяцев позже — Дэвиду не составило бы никакого труда порвать любые сети, которыми чародейка попыталась бы его оплести, и никакое искусство ей бы не помогло. Атрибутивное волшебство позволяло формировать свою собственную реальность, правила которой устанавливал тот, кто применял атрибут. Вилисса подловила его на той стадии превращения человека в Служителя, когда он еще был уязвим, но уже на следующем этапе все преимущества были бы на его стороне...

Вернувшись в Небесную Обитель, он снова жил и мыслил в согласии с той индивидуальностью, которую так долго и тщательно формировали мастера. Нет бога, кроме благого источника, и мастера Обители — пророки его... Он верил в это, жил по тем правилам, по которым следовало жить ученику, смотрел на мир так, как следовало смотреть будущему Служителю — и все же разница между тем Дэвидом, который вместе с Эдвином кен Гержетом отправился в замок Вилиссы, и тем Дэвидом, который из него вернулся, была. Разница казалась совершенно неощутимой, ничто в его сувэйбе Служителя не позволяло обнаружить ее при взгляде со стороны — даже если это был взгляд, способный различать мысли и чувства также ясно, как обычные люди различают цвета. Дэвид жил в оболочке своей роли, и не было никакой иной наличной реальности, кроме той, которая допускалась этой ролью. Возможность все изменить оставалась лишь возможностью, неуловимым ощущением, вынесенным за границы повседневного сознания. Он не думал об этом, не акцентировал внимание на этом призрачном чувстве, он просто знал, что в любую минуту может отбросить данное виденье мира, и принять совершенно иное, но даже это «знание» оставалось неактивным, не присутствующем в его сувэйбе хоть сколько-нибудь явно. Их с Эдвином «заговор» против Обители, события, происходившие в замке Вилиссы, — все это было нереально, существовало для него здесь-и-сейчас не в большей степени, чем публика в зале — для актера, целиком ушедшего в свою роль. Внутренний конфликт был бы возможен в том случае, если бы активными оказались оба сувэйба, если бы они начали проникать друг в друга, образуя нечто новое, но ничего подобного не происходило: обе индивидуальности были полноценны и существовали не вместе, а поочередно. Это «раздвоение личности» не делало его шизофреником, поскольку индивидуальности сменяли друг друга не стихийно, но он сам мог определять, когда и кем ему быть. Он не задумывался (вернее, задумался об этом намного позже, уже вне Обители), как следует согласовывать поступки себя-Служителя с теми целями и ценностями, которые имел его «нормальный» сувэйб. Это получалось само собой: в тех пределах, в которых был возможен выбор, он выбирал то, что наименее противоречило его основной индивидуальности. Это касалось не только его поступков, но и реакций, отношения к внешнему миру. Например, подумав о Марионель — находясь при этом в состоянии Служителя — он понял, что не ощущает больше к ней ненависти, только скорбь и печаль. Заблудшее создание, как и все Обладающие, обрекшая себя на вечное проклятие, она все же не была столь отвратительным существом, как прочие лорды. Может быть, для нее еще не все потеряно, может быть, есть еще крохотный шанс вернуть ее к истине, от которой она отреклась?.. Конечно, в ее теперешнем состоянии она заслуживала только уничтожения, но милосердие на то и милосердие, что оказывается преступнику не по его делам, а вопреки им. Говорящую-с-Мертвыми, это опьяненное властью, запутавшееся в тенетах порока существо, Дэвид Брендом больше не хотел уничтожить — он сожалел о том, что не имеет возможности ее спасти... Такая позиция, хоть и со скрипом, все же укладывалась в рамки доступных психотипу Служителя реакций и отношений. Служитель-либерал, так сказать: прежде чем уничтожать, он великодушно даст врагу последний шанс покаяться... хотя, конечно, далеко не всякому, а лишь тому, в чьей душе еще можно различить крошечный огонек добра, тлеющий под толщей мерзости и лжи. В сердце Марионель такой огонек, безусловно, еще теплился, и поэтому не стоило ее ненавидеть — напротив, следовало надеяться, что она еще каким-то немыслимым чудом сумеет вернуться к благому источнику, от которого отступила.

Миновало четвертое полугодие. Обучение в Небесной Обители приближалось к завершению. В очередном обращении Рийок сказал, что не так далек тот день, когда усилия учеников должны будут принести достойный плод, и подверженная тлению падшая тварная природа преобразуется в совершенную природу Служителя Истины. Были даны и некоторые разъяснения относительно предстоящего экзамена. Поскольку, согласно учению Небесной Обители, Обладающие Силой изначально получили свое могущество непосредственно от благого источника, а затем отпали от путей его и извратили свою сущность, источник избрал новых Служителей для того, чтобы лишить власти отпавших. Выполняя свое предназначение и следуя определенным свыше путям, Служитель со временем все больше сопрягал свою волю с волей высшей, надмирной, и источник блага все более и более полно действовал через него. В финале этого пути Служитель должен был исполнить свою миссию и бросить вызов Обладающему, и если он был готов к совершенному единению с тем, кому вручил свою волю, его преображение завершалось, и Служитель забирал ту силу и власть, которую прежде имел Обладающий. Ведь лорд, отрекшийся от благого источника, терял право на все дары, которыми он был одарен свыше. И поскольку со своей властью беззаконник расставаться не желал, отнятие у него Силы было всего лишь актом правосудия, восстановлением нарушенного баланса.

— Господин старший наставник, — поинтересовался Рамольд из Цайда, когда Рийок закончил первую часть своего выступления и ученикам было позволено задавать вопросы, — означает ли сказанное вами, что тем из нас, кто успешно сдаст экзамен, предстоит стать Обладающими Силой?

По реакции Рийока было видно, что даже сама мысль о чем-либо подобном вызывает в нем чувство брезгливости.

— Нет, — резко произнес он. — Существование богов и Обладающих есть искажение изначального порядка. Отнимая власть, которую они имеют, Служитель не становится подобен этим духам зла, поработившим всю вселенную. Он очищает их Силу от накипи и мерзости, которую они привнесли в нее своими нечистыми помыслами, порочными устремлениями и непрестанным совершением всяческого беззакония — очищает и преобразует в такую форму, какой она должна быть по замыслу благого источника.

— Господин старший наставник, — произнесла Тэззи Тир, эмигрантка из сателлитного мира, — можем ли мы просить вас рассказать нам об этой форме — или нам следует умерить любопытство и терпеливо дождаться часа, когда знание это будет приобретено нами непосредственно?

— Конечно, настоящее понимание вы обретете лишь тогда, когда исполните свое предназначение, — Рийок благожелательно улыбнулся ученице. — Но чтобы в ваших сердцах не осталось страха или сомнений перед грядущими переменами, кое-что я вам расскажу. Для этого я и собрал вас сегодня.

И Рийок рассказал им об ангелах.

По его словам, шестеро Истинных Богов, которых будто бы «изгнал» Кадмон, были лишь выдумкой, искаженным представлением о Единственном; Единственный же, в свою очередь, был не кем иным, как образом благого источника, доступным для обитателей вселенной в далекие первобытные времена. Развратившись, прежние Служители сделались богами и Обладающими, возвеличили себя и заставили смертных забыть о Том, Кто дал всему начало. Они разбили подлинный образ на части, персонифицировали каждую часть, придав ей видимость целого — и вот, люди поверили в существование шестерых высших Богов, а как только это произошло, их естественная связь с источником всего была нарушена, ибо истина не живет там, где поклоняются лживым кумирам. Когда люди закостенели в иллюзиях, в образе шестерых Истинных отпала нужда — и, конечно, Обладающие без всякого труда «изгнали» их: ведь так называемые «Истинные Боги» на самом деле никогда не существовали.

Однако не все создания отвергли истину. Тот, кто дал начало миру, знает и его итог; Обладающие и боги сотворили демонов, а многие из них сами стали демонами — в противовес же им источник блага привел в бытие ангелов, привел не тогда, когда падение уже совершилось, а изначально, ибо еще прежде образования мира знал о предстоящем предательстве.

После разрушения первичного порядка вещей вместо единого целостного бытия всякая вещь приобрела тайную, «темную» сторону, некое гибельное измерение, существование которого обеспечивается Преисподней и обитающими в ней демонами; у всякой стихии и силы образовалась своя демоническая сторона. Поскольку, отрекшись от благого источника и вовсе позабыв о нем, твари сделались беззащитны перед тиранией духов зла, именующих себя богами и лордами, гниль и яд, расточаемые павшими Служителями, уже в самом скором времени должны были извратить вселенную, превратив ее в бесконечный ад, лишенный самого малейшего проблеска света. Ведь в самих мирах не было сил, способных предотвратить такой горестный исход. Предвидя это, благой источпик заранее послал в мир ангелов, которым предстояло стать своего рода противовесом, не позволяющим вселенной окончательно рухнуть в бездну. Всякая вещь разделилась на три аспекта — демонический, толкающий сущность к окончательному извращению своей природы, распаду и разрушению; небесный, наиболее чистый, свидетельствующий о том, какой вещи должно быть; и третий, колеблющийся между ними, подверженный тлению, иллюзорный и грубый, порождающий ту унылую видимость, которая только и доступна глазам обычных людей... Если демон поддерживает нечистый, темный аспект всякой вещи, то ангел, как нетрудно догадаться, сохраняет ее небесный аспект. Так было удержано равновесие и мир не пришел к уничтожению. Однако эта мера — временная, и сами ангелы, посланные в мир изначально — лишь предвестники тех, кому предначертано лишить власти ложных богов. Ангелы — их прообраз; они своего рода младшие Служители, пришедшие в мир для того, чтобы сохранить его для старших. Если ангел хранит какое-либо отдельное явление, то Служитель призван к тому, чтобы преобразить все мироздание в целом.

...Про ангелов Рийок рассказывал не зря — это сняло вопросы в последнем полугодии, когда, при кажущемся богатстве выбора, все ученики (которых, к слову, осталось всего девять) сконструировали из своих атрибутов практически одно и то же — нечто быстрое, смертоносное и ангелоподобное. Отдельные свойства отличались, но все эти отличия лежали в рамках единой общей структуры: грубо говоря, у всех были крылья, и весь выбор свелся к подбору подходящего лично этому ученику оттенка перьев. Без предварительного разъяснения это могло бы вызывать недоумение, или даже протест, нелепое желание стать непохожим на всех остальных — но после слов Рийока сделалось ясно, что так и должно быть, ведь не мы похожи на ангелов, а они на нас, не так ли?.. Именно таким задумал их благой источник, и лучшее, что могли сделать ученики, — оставить бессмысленные попытки оригинальничать; то, что казалось им «творческим процессом» на самом деле было восхождением к образцу, данному свыше; необходимо было понять это и принять. Что они и сделали.

Внешние ограничения свободы, столь раздражавшие учеников на первых этапах, постепенно исчезали. Им наконец вернули отнятые в первом полугодии вещи, было разрешено в свободное время покидать Небесную Обитель, а само свободное время, которого они были практически лишены на первых порах, неуклонно росло. Если сначала учеников приходилось побуждать и даже принуждать двигаться вперед, то теперь их глаза открылись достаточно, чтрбы видеть этот путь и идти по нему самостоятельно. Не требовалось уже внешнего подавления, не было нужды в жесткой дисциплине и системе наказаний — они все изменились, приняли тот порядок вещей, который предлагала Обитель, усвоили ее дух, и ее жизнь стала их жизнью. Лекемплет Обители служил своего рода питательной средой, в которой росли будущие Служители. Непосредственные занятия с мастерами были теперь только одной из граней их жизни, на других, нечеловеческих уровнях существования они одновременно могли получать и обрабатывать информацию иными способами, дать описание которых в рамках человеческого мира едва ли возможно.

Облик прекрасных крылатых людей ангелы принимали лишь в человеческом мире, намеренно или случайно попадая в зону восприятия смертных. Такими их видели люди, и ангелы вполне успешно могли взаимодействовать с ними на этом пласте восприятия — но сами, однако, они собирали мир совсем иначе. Их бытие было полнее, многограннее — впрочем, конкретные особенности виденья того или иного ангела зависели от того, к какому их роду он принадлежал и как далеко был продвинут по их собственной, ангельской линии развития. Многомерный мир, который открылся Дэвиду и прочим ученикам после получения Имени Света не был просто «расширением» границ человеческого восприятия. Помимо раздвигания границ, менялась сама точка обзора: и теперь, после напутственных слов Рийока, с которыми тот направил учеников на завершающую стадию обучения, пришло понимание того, каким будет итог. Сувэйб Служителя нельзя было назвать «человеческим», он устроен так же, как устроены ангелы и представляет собой, по сути, лишь отдельный, особый их род. Перерождение приближалось к своему завершению и, по всей видимости, должно было закончиться непосредственно перед, во время или сразу после сдачи «экзамена».

Способность трезво оценивать ситуацию возвращалась к Дэвиду лишь в замке Вилиссы, который они с Эдвином посещали каждый месяц с тех пор, как появилась возможность покидать Обитель, а после того, как количество свободных дней увеличилось, — и чаще. Магическая система замка глушила связь с лекемплетом Обители, и можно было ненадолго отстраниться от незавершенного сувэйба Служителя и побыть... нет, не собой-прежним, а посторонним наблюдателем, равно удаленным от привязанностей как «прежнего», так и «нового» естества. Это странное промежуточное состояние поначалу пугало и дезориентировало землянина. В этом состоянии он хотел вернуть Идэль, но не страдал из-за ее смерти; он полагал, что злу необходимо противостоять, но чурался фанатичной идеологии Обители. Обусловленные привязанности оставались в каком-то другом мире, вернее — в мирах, ибо для Дэвида из промежуточного состояния существовало два выхода, два сувэйба.

Хотя последний рассказ Рийока и пролил некоторый свет на то, куда они идут и каким будет итог их развития, слишком много еще оставалось неясным. Пусть ученик превращается в ангела, но что (или кто) в действительности дает ему мощь, позволяющую противостоять богам и Обладающим Силой? Обычные ангелы такими способностями не располагали, объяснения же Небесной Обители — про благой надмирный источник и бла-бла-бла — здесь, в замке Вилиссы, где Эдвин и Дэвид могли отстраниться от своих «совершенных» сувэйбов, истово верящих каждому слову мастеров, казались, мягко говоря, неубедительными.

Вилисса во время их визитов с головой уходила в работу — отслеживала те изменения, которые произошли в энергетических полях учеников, пыталась смоделировать структуру, которую они в конце концов должны были принять. Эдвин по мере сил помогал ей, но даже от него тете было мало толку, что же касается Дэвида, то его уровень владения системной магией позволял приобщиться к исследованиям Вилиссы лишь в одном-единственном качестве: в качестве объекта исследования. К счастью, большую часть своих исследований Вилисса могла проводить дистанционно, главное только — чтобы и племянник и Дэвид находились в это время внутри заклинательной системы замка, а сами они при этом могли заниматься своими делами. Довольно быстро произошло разделение труда: Эдвин тратил свободное время на посещение библиотеки, лазал по ИИП и ставил собственные эксперименты, задавшись целью понять природу «благого источника», о котором им постоянно вещали мастера. Что скрывается под этим наименованием? Наименее абсурдным среди всех остальных выглядело предположение, что это — какое-то божество или Обладающий Силой, чрезвычайно алчный и желающий устранить всех равных для того, чтобы единолично владеть миром. Эдвин искал информацию о том, кто мог бы такое сделать, при том конечно же не ограничивался списком лордов, живущих в Хеллаэне и Нимриане, — наоборот, то обстоятельство, что Небесная Обитель появилась совсем недавно, свидетельствовало либо о том, что этот лорд или бог совсем молод (что казалось невероятным, учитывая, какое количество Обладающих успели уничтожить его ученики) либо явился в Хеллаэн из какого-то другого мира. В ИИП хранилась информация о тысячах лордов и десятках тысяч богов, обитающих (или обитавших когда-то) в тех или иных мирах, — сведения о них собирались хеллаэнцами вот уже много веков подряд. Эту информацию следовало тщательно просеять — ведь если за Небесной Обителью действительно стоял некий лорд и бог, он уже мог ранее выкинуть нечто подобное. И действительно, были случаи, казавшиеся похожими, но каждый раз, начиная разбираться с подробностями, Эдвин приходил к выводу, что это — не то. Все совпадения оказывались поверхностными. Неудачи кен Гержета не огорчали, скорее наоборот — если за «благим источником» не стоит фигуры какого-нибудь могущественного властителя, есть шанс, что это какая-то безличная сила; а значит — есть шанс овладеть ею и подчинить своей воле... Свои наполеоновские планы Эдвин от Дэвида и тетушки не скрывал, хотя, расписывая их, не избегал самоиронии. Но, пусть его слова выглядели шуткой и невольно заставляли улыбаться, складывалось нехорошее впечатление, что Эдвин свой гениальный план порабощения силы, позволяющей выращивать Служителей-бо-гоубийц из обычных людей, признает несостоятельным лишь в том случае, если совершенно точно поймет, что этот план осуществить невозможно в принципе, никогда и никому. Но пока такой определенности нет, Эдвин будет держать его в голове и внимательно высматривать возможности для его реализации. Это выглядело как попытка откусить больше, чем можешь проглотить... намного больше. Дэвида настораживали и даже немного пугали столь непомерные аппетиты — и у Вилиссы, как он видел, была аналогичная реакция на слова племянника. Только совершенно невменяемый идиот мог ставить перед собой такие цели. Но Эдвин идиотом не казался. Его наглость по-своему подкупала, шок от его запросов смягчала та легкая, непритязательная форма, в которую они были облечены, но все же, все же...

То ли потому что Дэвид ставил перед собой не столь глобальные задачи, то ли потому, что он просто угадал с темой своих «раскопок» — так или иначе, но его поиски оказались более результативными. Попутно всплыло немало дополнительной информации, для освоения которой, из-за нехватки времени, ему пришлось отказаться от привычного чтения текстов и подсоединить энергетический контур терминала ИИП к своему гэемона напрямую. В общем-то, это была рискованная процедура, поскольку, хотя скорость приобретения новых знаний и возросла, появилась вероятность подхватить гуляющий по сети вирус. Чтобы снизить риск, он, пребывая в этом состоянии, не пытался искать новые массивы данных, а работал лишь с теми библиотеками, в надежности которых был более или менее уверен. В ИИП, как в огромном мегаполисе, существовали различные зоны, некоторые более безопасные, другие — менее; в этом «городе» была своя незримая полиция, свои цепные псы, охранявшие дома наиболее влиятельных граждан, свои злоумышленники и свои обыватели.

Для того чтобы собрать и перепроверить данные, ему потребовалось несколько дней — и дни эти, учитывая редкость выходных, растянулись на два месяца. Систематизируя полученную инфу для того, чтобы представить ее на рассмотрение Эдвину и Вилиссе, он осознал, что собранные им сведения лежали, по существу, на поверхности — подойди и возьми — следовало лишь правильно задать условия поиска. И он догадывался, почему этого не смогли сделать хеллаэнцы — взять хотя бы ту виртуальную тусовку, на которой он повстречался с Эдвином перед началом обучения в монастыре, когда, заключив сделку с Проводником Мертвых, полез в ИИП с целью найти хоть какие-нибудь сведения о Небесной Обители. Про ангелоподобность адептов Обители было известно, но эта особенность воспринималась именно как подобие, отдаленное поверхностное сходство: мысль о том, что среди ангелов может существовать род, единственное предназначение которого состояло бы в уничтожении богов и Обладающих Силой, — такая мысль показалась бы абсурдной большинству хеллаэнцев. Ни один народ — неважно, шла ли речь о людях, альвах, ангелах или еще о ком-то — не имеет естественных, природных сил, которые позволили бы им превзойти Обладающих в могуществе — по той простой причине, что природные качества всех этих существ образовывались смешением Стихий, а существование Стихий, как и бытия в целом, в свою очередь, поддерживалось Силами Лордов. Теоретически, личность могла встать на одну ступень с богами и Обладающими Силой, но для этого она должна была преодолеть свою текущую природу — и сам этот шаг неизбежно разрывал ее связь с тем видом существ, к которым она прежде принадлежала. Человек, становясь Обладающим, переставал принадлежать к роду людей, и ангел, обретая Силу, переставал принадлежать к роду ангелов. Но до тех пор, пока те или иные существа оставались единичным представителями своих народов, частями объемлющего род Целого, они по определению не могли располагать равными или большими силами, чем боги и Обладающие. Это казалось аксиомой. Но Дэвид не был уроженцем Темных Земель и поэтому был способен задавать и всерьез искать ответы на совершенно идиотские, с точки зрения любого нормального хеллаэнца, вопросы. Что, если все-таки есть какой-то народ, а конкретно — разновидность ангелов — которые одарены способностью и желанием уничтожать богов и Обладающих именно в силу своих естественных свойств? Абсурдность предположения его не смущала. И ответ нашелся. Он лежал на поверхности.

Уверившись в правильности своих предположений и занимаясь поиском данных уже, что называется, «точечно», Дэвид был доволен собой еще и потому, что ему впервые выпала возможность внести в затеянную авантюру некоторый свой личный вклад. До сих пор Эдвин и Вилисса сделали для него гораздо больше, чем он для них.

Собрались в гостиной. Молодому барону и его тетушке уже было известно, что землянин что-то раскопал. Своего интереса они не скрывали. Уже открыв рот, Дэвид вдруг понял, что не знает, с чего начать. Для понимания необходимо было сделать небольшой экскурс в прошлое, а он понятия не имел, что об этом самом прошлом известно Эдвину и Вилиссе, и, соответственно, насколько подробным должен быть его собственный рассказ. Но пауза затягивалась, кен Гержеты начинали проявлять нетерпение, и Дэвид, мысленно махнув рукой, стал излагать добытую информацию в максимально доступной форме. Часть сведений — возможно, большая часть, а может быть даже и почти вся — им наверняка известна и без его «откровений», но это ничего. Потерпят. Иногда полезно напомнить азбучные истины...

— Начну по порядку. Как я понимаю, существует несколько версий вселенской истории, более или менее отличающихся друг от друга, но самой солидной, так сказать, «канонической» в Хеллаэне считается версия, сформированная «Кербалийским кружком» историков и ясновидцев, собравших наиболее полные сборники мифологических сказаний, а затем обработавших их — при том, что интересно, в качестве консультантов они пытались привлекать (а несколько раз им даже удавалось это сделать) богов и лордов, о которых, собственно говоря, и повествовали эти самые мифы. Короче говоря, далее я буду опираться на версию «Кербалийского кружка» и если вдруг вам покажется, что какие-то исторические факты я излагаю неверно — претензии не ко мне, а к кербалийцам...

Последнее замечание предназначалось, в первую очередь, для Вилиссы и по легкому кивку последней Дэвиду стало ясно, что Вилисса это прекрасно поняла. Баронесса за свою длинную жизнь прочла неизмеримо больше книг, чем землянин и намного больше знала о «подводных камнях» и нестыковках, которые имела каждая из версий истории. Обращение к участникам событий нередко вместо того, чтобы прояснить вопрос, еще больше все запутывало, поскольку у каждого бога и Обладающего Силой имелись свои собственные воззрения насчет того, что же случилось на самом деле. Не считая того, что каждый из них был способен ничуть не хуже человека искажать, приукрашивать или просто опускать неудобные для себя факты, следовало учитывать еще и то обстоятельство, что реальность у каждого из них действительно в каком-то смысле была «своя», а та реальность, которую можно было бы счесть «объективной», общей для всех, являлась лишь результатом взаимопроникновения их собственных частных реальностей. В общем, количество оговорок, которые при желании можно было бы сделать по этой теме, существенно превышало количество действительно полезной информации. Дэвид не хотел чрезмерно вдаваться в детали и занимать подробным анализом — такую задачу он бы просто не потянул и неизбежно допустил бы какие-то критические ляпы. Он намеревался как можно быстрее перейти к сути дела, но хотя бы одну ссылку на источник информации сделать следовало — ведь нельзя было исключить, что он глобально ошибся и принял за чистую монету отнюдь не каноническую версию истории, а ту, которая лишь хотела таковой казаться. Хеллаэнскую историю — спасибо неизвестному «доброжелателю», внушившему ему интерес к ней — он изучал уже не первый день, и хотя во время пребывания в Небесной Обители практически был лишен возможности предаваться своему маленькому хобби, хорошо помнил, насколько в этой области все неопределенно.

Прежде чем продолжать, Дэвид мимоходом подумал о том, что на родной Земле его бы наверняка заклевали по причине использования слов «история» и «мифология» в качестве синонимов. История (особенно изложенная в учебниках) казалась чем-то надежным и непоколебимым, а мифология — это так... поэтические выдумки древних. В Хеллаэне, однако, существенной разницы между этими словами не видели. При отсутствии веры в объективную реальность то обстоятельство, что всякая «история» насквозь мифологична, уже не казалось трагедией и принималось вполне спокойно. Мифология же, наоборот, была более чем реалистична — да иной в мире, где боги и Обладающие Силой жили с людьми по соседству, она просто и не могла быть. Миф отличался бытового рассказа не уровнем достоверности, а способом изложения. Особенное внимание миф привлекал еще и потому, что излагал в доступной для людей форме, в простых и ярких образах события метаисторические, надчеловеческие. Метаистория — история богов, а не людей, история космоса в целом, а не только лишь того тонюсенького слоя, который был доступен человеческому восприятию — по самой сути не могла иметь «непосредственного», прямого описания на языке людей. Она могла быть представлена только символически, в образах, которые могли показаться чрезмерно рациональным людям наивными, примитивными, даже детскими. Однако миф нес колоссальную смысловую нагрузку как на Земле, так и в Хеллаэне, и там и там он делал понятные, доступные человеку реалии символами и выразителями реалий надчеловеческих, и в этом смысле единственная разница между двумя указанными мирами заключалась лишь в том, что в Хеллаэне эти символы существовали не только в качестве идей, но были овеществлены и запросто разгуливали по улицам. История — цепь событий, которую способен наблюдать человек и метаистория — все остальное, что он не способен наблюдать, лежащее «над» и «под» его историей — пересекались на каждом шагу; метаистория прорывалась в обыденную реальность, историческое событие становилось вневременным архетипом.

— Как известно, — заговорил Дэвид, — Кадмон был сотворен Истинными Богами вскоре после войны с Гиверхинэлем, Повелителем Обратного Мира. Гиверхинэль привлек на свою сторону множество младших богов, лордов и чудовищных порождений древнего мира. Он едва не добился успеха, и хотя был в конце концов повержен, страшная война заставила Истинных Богов обратить более пристальное внимание на тех существ, которых они не могли контролировать и сущность силы которых оставалась скрытой от них. Боги сотворили чрезвычайно могущественного лорда, Кадмона Дарителя Имен, в чью задачу входило выслеживание такого рода существ и ликвидация наиболее опасных из них. Кадмон должен был уничтожать все, чему не мог подобрать подходящего имени, если же имя находилось, существо могло рассчитывать на снисхождение, поскольку акт дарования имени включал названное существо в тот порядок вещей, который устраивал Богов. Хотя, в силу упомянутых причин, основными его врагами стали темные ангелы вечности и обитатели Бездны, категорически не способные вписаться в установленную гармонию, он также истребил немало лордов, не желавших склоняться перед ним. Так продолжалось до тех пор, пока два лорда не подсунули ему свое собственное «изобретение» — в мифах оно символически представлено в виде обольстительной женщины. Суть в том, что когда Кадмон подыскал для нее подходящее имя — а это имя было Соблазн или Искушение — он ввел эту новую сущность в мироздание и сам немедленно стал ее жертвой. Женщина сбила Кадмона с пути истинного, побудила выступить против богов — что, как известно, закончилось изгнанием последних - ив конечном итоге привела Дарующего Имена к гибели. Эти события завершили предыдущий эон и породили текущее состояние мира и времени — то есть эон нынешний. Такова общая картина. Интересны во всем этом две вещи. Во-первых, в комментариях, написанных членами «Кербалийского кружка» ко всем этим мифам, сказано, что Кадмон символизирует собой человечество — новое человечество, сотворенное богами взамен рода гигантов-фольсхантенов, принявших в древней войне сторону Гиверхинэля. Фольсхантены были обречены на вымирание, поскольку боги разрушили Целое их народа и, следовательно, души, обычно направляемые Целым народа в подготавливаемые для них тела, перестали соединяться с этими телами. Но освободившуюся экологическую нишу надо было заполнять, и в качестве материала для новой расы боги использовали земной прах и кровь фольсхантенов — собственно, последнее обстоятельство, эта самая кровь, и позволяет говорить о «первом человечестве» и «втором человечестве». Кербалийцы пишут, что по отношению к обычным людям — вроде нас с вами... — Дэвид посмотрел на своих слушателей: не заскучали еще? Эдвин слушал с интересом; Вилисса, явно знавшая всю эту историю ничуть не хуже — с ангельским терпением, — по отношению к обычным людям Кадмон представлял собой приблизительно то же самое, что представляет божество-Тотем по отношению к своему виду живых существ. То есть человечество — это «тело» Кадмона, где каждый отдельный человек — это клетка в составе некоего совершенно невообразимого организма. Точнее, таковым было изначальное положение вещей. Но потом Кадмон умер — боги обещали ему, что после своего предательства он долго не проживет — и человечество, как Целое, стало похоже на еще живое тело с мертвым мозгом. То есть тело еще живет, но некое внутреннее единство навсегда утрачено. Однако — и это важно — тело, пусть и в скрытом, неявном виде, еще сохраняет те свойства... те дары, которыми Кадмона наградили боги. Теперь я подхожу непосредственно к тому, что нас интересует. У Кадмона было множество магических даров и ему было подчинено множество сил. Ему был ведом весь Истинный Язык. Не смотря на это, однако, ему было непросто в одиночку заниматься выслеживанием и уничтожением мятежных ангелов и лордов — их было слишком много. И он сотворил себе помощников, своего рода команду убийц. Ему были подчинены как люди, так и ангелы — я имею в виду, конечно, «правильных» ангелов, служивших богам — но если человечеством он распоряжался так же, как мы распоряжаемся своим телом, то ангелы подчинялись ему постольку, поскольку его вознесли боги. Другими словами, в отличии от людей, ангелами он управлял извне и не мог произвольно менять свойства, присущие их природе. А Кадмону для его целей требовались именно ангелы. И тогда Даритель Имен создал — то есть, вырастил из своего исполинского космического тела — совершенно особый род существ. Изначально они, естественно, были людьми, но Кадмон перестроил их естество таким образом, чтобы сделать его во всем подобным ангельскому; и он этого добился, при том по ходу он придал им все те свойства, которые ему были нужны и которые он не был способен сообщить обычным ангелам из-за того, что не имел непосредственного влияния на их природу. И он по-прежнему мог распоряжаться этими существами также, как частями своего тела, как обычными людьми. Они были его «руками», единичными элементами его сложного естества, и он присутствовал в них, когда они действовали. То есть на одном пласте бытия мы бы увидели действие ангела истребления, а на другом — это было действие Кадмона. Короче говоря, эти существа — в хрониках они почему-то названы сгиудами, «сборщиками податей» — служили инструментами для уничтожения лордов, и так было, пока Кадмон не погиб и все его дары и атрибуты как будто бы не сгинули вместе с ним...

Дэвид замолчал. Некоторое время в комнате было тихо. Эдвин неслышно постукивал подушечками пальцев по поверхности стола, Вилисса сидела неподвижно.

— Интересно, — произнес наконец молодой барон. — И ты полагаешь, что Служители, в которых мы с тобой уже почти превратились, — это что-то вроде новой версии созданных Кадмоном анге-лов-сгиудов?.. Или даже не новой, а старой, извлеченной неизвестно кем из небытия и снова запущенной в дело?

— Да, совершенно верно, — кивнул Дэвид. — Слишком много совпадений. Хотя Кадмон не стремился уничтожить всех лордов и уж тем более не видел в них «космического зла» (поскольку сам был одним из них), но сгиуды — это оружие, и цели у них были такие же, как у нас. Заметь, они создавались из людей, а в Обитель принимают только людей.

— Хорошее предположение, — подала голос Вилисса. — До тех прр пока не появятся новые данные, его можно принять за рабочую гипотезу... У тебя все?

— Да. — Кивнул Дэвид.

— Может быть, ты заодно порадуешь нас какими-нибудь идеями относительно того, кто мог бы захотеть восстановить род этих ангелов?

— Увы.

— Насколько я помню, — задумчиво произнесла баронесса, — власть над некоторой частью сил и способностей Кадмона получил Баалхэаверд — один из Владык Преисподней...

— Да, об этом я тоже читал. Не желая подчиняться тому кто пленил его — а этот адский властитель сыграл незаметную, но, как потом оказалось, ключевую роль в создании той ловушки, которую подсунули Кадмону — Дарующий Имена отрекся от себя и перестал быть. Но дело в том, что Баалхэаверд вскоре после этого так же сгинул, и не похоже, что он многое сумел отнять у Кадмона. Когда Дарующего Имена загнали в угол, он действовал по принципу «ни нашим ни вашим»...

— Но именно этот дар — дар сотворения ангелов-убийц — мог сохраниться, — возразил Эдвин. — А потом его получил кто-нибудь из тех Владык Ада, что захватили земли Баалхэаверда после его исчезновения.

— Как ты себе это представляешь? — засмеялся Дэвид. — Лежит магический дар в сундуке в подвале заброшенного адского замка?..

— Ты зря смеешься. Выглядит тупо, но могло быть и так.

— Послушай, это же не предмет. Это способность. При том способность, присущая не какому-то конкретному человеку, а Первочеловеку... можно сказать, богу людей.

— Вот именно. Если речь идет о свойствах бога или лорда, на более низком уровне существования они легко могут быть выражены и воплощены в виде вполне конкретных осязаемых предметов. С тех пор, как мы начали изучать атрибутивные заклинания, мне кажется, такие вещи уже не должны тебя удивлять.

Дэвид почесал нос. Что-то в этом было, но...

— Не знаю, — с сильным сомнением промолвила баронесса. — Мне кажется, что наш гость в данном случае прав... Не могу представить себе адского лорда, который станет использовать таких чудных и высокоморальных ангелов, как вы. Не потому, что не захочет, а потому что не сможет. Вы — порождения Небес, как и те ангелы, по образу которых Кадмон создавал своих убийц. И кто бы ни затеял эту игру, он должен уметь управлять силами Царства Небес не хуже тамошних властителей.

— Возможен еще один вариант, — сказал Эдвин. — Эта сила пробудилась сама, без чьего-либо личного участия... скажем, отделилась от Кадмона в ходе продолжающегося распада его огромного метафизического тела... создала аномальную зону в арайделинге Света... а потом в поле ее влияния оказались притянуты те, кто после переработки сделался ее первоначальными адептами... и образовался этот фанатичный орден, который, в свою очередь, влиял на аномалию до тех пор, пока вся эта система не приняла свой нынешний вид. Как вам такой вариант?

— Да, это был бы самый оптимальный вариант, — согласился Дэвид. — А главное, он приятен тем, что оставляет надежду какому-нибудь ушлому колдуну, — произнося это, землянин старательно не смотрел в сторону молодого барона, — добраться до ключевых нервных узлов означенной аномалии и установить над ней свою власть.

Эдвин широко улыбнулся.

Ту ночь они провели в замке Вилиссы. Дэвид получил в свое распоряжение комнату в верхней части северо-западной башни. Хотелось отоспаться за два последних года, просто лечь в кровать и погрузиться в омут без сновидений — но прошел час, и он понял, что заснуть так и не сможет. Чересчур мягкая кровать — он слишком привык к жесткому ложу Обители. Непривычная обстановка. Дэвид убрал постель и сел на полу, скрестив ноги. Существовали специальные медитативные техники, способные послужить в качестве замены сна, и он собирался воспользоваться ими — сознанию и телу в любом случае требовался какой-то отдых. Но погрузиться в медитацию он не успел — заметил вдруг за окном какое-то движение и услышал негромкий скрежеще-цокающий звук, как будто кто-то с той стороны царапал подоконник. Глухое хлопанье, и — тишина. Дэвид подошел к окну, гадая — что это? Похоже на птицу, но в Хеллаэне птиц нет. Птицы летают на солнечной стороне мира, в Светлых Землях. Здесь летают демоны, вот только, если это действительно демон, каким образом тварюшка сумела преодолеть защитное поле замка? А может, все проще? Отвалился кусок штукатурки и по пути вниз шаркнул по стене рядом с окном...

Но это была не штукатурка и не демоническая бестия. На подоконнике, по ту сторону стекла сидела самая настоящая птица. Ворона. И довольно крупная. Секунд пятнадцать Дэвид тупо пялился на нее. Ворона в ответ рассматривала его — сначала правым глазом, а затем, повернув голову, левым. Птица казалась совершенно спокойной, и даже когда Дэвид резко поднял руку, чтобы протереть глаза, не пошевелилась. У землянина возникло чувство, что эта тварь прилетела сюда специально, только чтобы посмотреть на него. Он протянул руку к задвижке, еще не зная, что хочет сделать и чего ждет — послания? нападения? зловещего пророчества?.. — когда обнаружил, что его рука все тянется и тянется, растягиваясь до бесконечности, но не приближаясь к цели... Он тянулся — уже не рукой только, всем телом, превращаясь в линию, закручиваясь в каком-то космическом водовороте, исчезая в качестве существа самостоятельного и становясь элементом какого-то безумного, многомерного уравнения...

Проснулся и сел на постели — все еще с вытянутой вперед рукой, устремленной к недостижимой задвижке. Полумрак, тишина, мягкие перины. Похоже, он все-таки заснул. Заснул и увидел сон о том, как мучается бессонницей. И птица — тоже часть сна. Ну конечно же. В Хеллаэне вороны не летают.