"Дмитрий Гаврилов. "Ни хитру, ни горазду..."" - читать интересную книгу автора

По всей улице кипела яростная схватка. Душераздирающие крики людей, стоны
и ржание мечущихся лошадей, звон клинков и скрежет рвущихся кольчуг. На
Угоняя набросилось шестеро. Он защищался с великим трудом - годы не те. По
всему было видно, что им приказали взять бунтаря живым. Но и тогда он
показывал яростную храбрость и поразительное ратное умение. Старик стоял
непоколебимо.
Его меч свистнул, взлетел и рухнул серебристой волной. Шелом на враге
раскололся, череп хрустнул, в стороны плеснуло кровью и серой кашицей.
Кияне отступили, Угоняй утер бороду, но передышки не последовало. На него
бросился молодой и рьяный дружинник. Парня выдали глаза, тысяцкий
прочитал, куда удар, он ловко поймал движение стали, неуклюже развернулся
и снова окровавил меч. Противник дернулся и повалился набок. От плеча до
плеча быстро расползалась алая полоса. Наскочившему второму Угоняй тут же
подсек колено не прекращающимся волнистым движением тяжелого клинка,
третьему стремление металла рассекло кисть.
Тысяцкий проклинал дозорных, но еще надеялся, что там, на вечевой площади,
волхв сумеет воодушевить земляков. Даже если бы это было так, не видать
ему ни Богумила, ни старухи своей, ни внучат. Стрела угодила в плечо, в
едва различимую щель между изрубленными пластинами доспеха.
- Держись, старик! - крикнул ему кто-то.
- Уходите! Со мной кончено! - прорычал он в ответ.
Плечистый новгородец заслонил тысяцкого щитом, в который ткнулись еще две
стрелы, но тут же рухнул, пораженный копьем в живот.
Перчатка мешала. Угоняй потянулся к плечу, ломая древко. На него налетели,
сбили с ног и смяли, выкручивая руки назад. Превозмогая тяжесть, мощный
старик в какой-то миг отшвырнул, разметал ретивых. Кто-то занес над ним
рукоять, пытаясь оглушить, да перехватил тысяцкий врага за кисть, повел,
выгнул и с хрустом вывернул руку из сустава.
Напрасно. Громадный всадник с размаху обрушил на старца ужасный удар
секиры...

* * *

Площадь гудела. Никто друг друга не слушал. Все попытки Богумила воззвать
к землякам тонули в бушующем море страстей. К жрецу протиснулся малец,
перемазанный сажей, через спину наискось шел кровавый след:
- Худо, дедушка Богумил! Кияне по всей реке жгут дворы, горит Великий
Город! Твоих тоже порешили...
- Будь он проклят, Добрыня-Краснобай! Покарай его боги!
В тот же миг справа и слева два отряда всадников с дикими криками на всем
скаку врезались в толпу. За ними звенели копьями пешие ратники. Дикая
мешанина метущейся стали, снова кричащие и плачущие навзрыд люди.
Трепещущие в судорогах тела.
- Пожар! Караул! Горим! - заорали со всех концов на разные голоса.
И тысячные людские массы вдруг стали расползаться, словенское озеро
стыдливо утекало сквозь узкие улицы, и Путята не мешал его стремлению.
Площадь быстро пустела. Пыль обратилась в кровавую грязь. Всюду валялись
трупы задавленных и посеченных горожан. Хрипели умирающие, стонали
раненные.
Богумил в бессилии воздел посох к небесам, но вышние боги не слышали