"Леонид Иванович Гаврилкин. Остаюсь с тобой (Роман) " - читать интересную книгу автора

давай да давай. Бездельничать не придется, вернешься. Конечно, если на
голову сразу такое, то хреново. Но ничего, пройдет. Все проходит. Ну, так за
светлое, как говорят, будущее!..
До второй кружки Алесич не дотронулся.
- Слушай, - начал он тихо и как-то заискивающе, видать, нелегко ему
было сказать то, что хотел сказать. - Слушай, может, я переночую у тебя? А
утром разживусь грошей, махну к матери... - Он попытался улыбнуться, но
улыбки не получилось, вышло что-то похожее на гримасу от неожиданной боли. -
Мать просила, чтобы я приехал с внуком. Обрадую... - И он ниже опустил
голову, пряча глаза.
- Чудак! Зачем завтра? - Карасик поднял руку, задрал рукав, глянул на
золотые часы на широком золотом браслете. - Лучше сегодня. Поезд на Гомель
есть. Время тоже есть. А главное - деньги есть. Думаешь, стеклотара только
тара? Она и нетто. Так что у меня всегда есть монет-та. И - никаких проблем.
Моя баба знаешь какой зверь. Бывает, так встретит... Так что давай допьем -
и на вокзал.
На вокзале Карасик купил Алесичу билет, талон на постель, в буфете взял
несколько бутылок пива и, запихивая их в карманы Алесича, ставшего вдруг
безразличным ко всему, приговаривал:
- Бери, бери. Захочется жажду утолить...
У вагона Карасик достал свой потертый бумажник, долго рылся в его
бесчисленных тайниках, вынул десятку и сунул ее в нагрудный кармашек пиджака
Алесича:
- Чтобы не просил у матери на опохмелку, хе-хе! - Потом, подталкивая
Алесича к дверям вагона, светясь всем своим маслянистым лицом, сказал
проводнице: - Ты, землячка, разбуди его... - И, взяв Алесича за плечи,
наклонил к себе и приподнялся на носках, чтобы поцеловать. - Ну, бывай,
друг!
Алесич чмокнул губами в теплые и солено-липкие губы Карасика, потом,
уже взявшись за поручни, сплюнул под ступеньки на рельсы, поднялся в вагон.
Бутылки поставил на столик в купе. Разделся, повесил пиджак на крючок, лег
на лавку, подложив руки под голову, и сразу точно провалился в темную
бездну...


3

Дорошевич встал, но не бросился навстречу, как делал всякий раз, когда
Скачков приезжал сюда в командировку. Он стоял за столом с застывшей улыбкой
на лице, ожидая, пока гость сам не подойдет к нему.
Скачков хорошо знал эти заученные, стандартные улыбки, которыми
маскируется безразличие, а то и враждебность и которые часто вводят в
заблуждение неопытных и наивных. Дорошевич еще не обронил ни одного слова, а
Скачков уже почувствовал, что тот встречает его без всякой радости, больше
того, с внутренней неприязнью.
- Приехал к вам в качестве... - начал Скачков, пожимая пухлую, точно
женскую, руку генерального директора производственного объединения.
- Знаю, знаю, - все с той же заученной улыбкой сказал Дорошевич. -
Прошу садиться. - И, не дожидаясь, когда Скачков опустится в тяжелое и
низкое кресло у поперечного стола, уселся сам на свое место и, откинувшись