"Леонид Иванович Гаврилкин. Остаюсь с тобой (Роман) " - читать интересную книгу автора

чем остальные в отделе, мечтал о повышении, да думал, что его время не
пришло, потому и прикидывался таким скромненьким".
- Я, знаете, никогда не ходил в эти бары, - сказал Скачков. - И вам не
советую. - И подал руку: - До свидания. Желаю успеха.


Обычно Скачков любил побыть дома один. Можно было посидеть в мягком
кресле, просмотреть газеты, подумать над бумагами, которые иногда приносил с
работы, а то и просто подремать, отойти от дневных тревог, волнений,
отдохнуть в ожидании жены, которая возвращалась с работы веселой, болтливой,
лишая его тишины и покоя до самого сна.
Сегодня ему нечего было делать. По привычке освежившись под холодным
душем и надев теплый махровый халат, он уселся перед телевизором. Показывали
какой-то фильм, но Скачков никак не мог понять, что там и к чему, и скоро
выключил. Взял стопку книг, которые недавно принес из книжного магазина. Не
заинтересовали и книги. Встал, подошел к зеркалу, висевшему в передней, и
внимательно посмотрел на себя, точно увидел впервые. Усталое кислое лицо,
безразличные глаза. Над ушами торчат космы седых волос. Жена не раз
говорила, чтобы подстригался выше, тогда, мол, и седина не будет так
заметна. Перевел взгляд на часы, мигавшие зелеными цифрами на столе в зале.
Жена сказала, что задержится. Она каждый вечер задерживается, но не так, как
сегодня. Уж не устроила ли прощальный вечер? Они не могут там без таких
застольев. Вошло в привычку.
Вышел на балкон. Сумерки сгустились, замутив воздух, окутав город.
Старые дома точно размылись, исчезли, а белые кубы новых еще ярче засияли
своей белизной. Прямо перед ним, через двор, стояли два пятиэтажных.
Стандартных, серых. Во всяком случае, он всегда видел их такими. А
оказывается, один из них чуть розоватый, другой - светло-салатовый. Правее
же этих стариков совсем недавно выросла громада с широкими окнами и закрыла
собой полнеба. А еще правее, за скопищем голубых шиферных и жестяных крыш,
стояло синее здание, разлинованное вертикальными белыми полосами. Можно было
подумать, что там повесили длинные полотенца. За ним рвался в небо факультет
журналистики университета. Крылатая надстройка над ним в виде развернутой
газеты придавала зданию легкость, напоминала всем, кто там учится. Жаль, что
этот светлый символ можно увидеть только издали. Скачков и сам увидел его
впервые.
Что-то таинственное, неразгаданное было в городском пейзаже. И чем
дольше Скачков всматривался в здания, тем больше жалел, что за телефонными
звонками и бумагами прозевал что-то очень дорогое и важное, может быть,
более дорогое и важное, чем телефонные звонки и бумаги. Вот он уедет, а
город останется. Останется неразгаданным. И как знать, может быть, там, куда
Скачков уедет, ему будет не хватать этого города. А, с досадой поморщился
он, нам всегда чего-нибудь не хватает. Что сделано, то сделано, и
переделывать поздно, поздно! Он ведь и правда был недоволен своей работой и
хотел сменить ее. Вот и сменил. И все, точка.
Вернулся в квартиру, позвонил Кириллову, редактору отраслевого журнала,
жившему в соседнем подъезде:
- Зайди...
И не успел Скачков открыть холодильник, чтобы посмотреть, есть ли там
какая-нибудь закуска, как тот уже нажал на кнопку звонка.