"Гайто Газданов. Товарищ Брак" - читать интересную книгу автора

критики здесь, на непоэтическом западе, казался нам тогда исполненным
глубокого значения. Тогда мы вообще были лучше, генерал. Вспомни эти
необыкновенные снежные пирамиды деревьев, эти лампы ресторанов, где
собирались спекулянты, этот разреженный и острый ветер свободы и духовные
оркестры революции, которые тебе, как музыканту, должны быть особенно
близки. Конечно, этот романтизм исчез совершенно бесследно - и, пожалуй,
только Татьяна Брак могла бы вновь воскресить перед нами эти пустыни поэзии,
в синей белизне которых нам не перестает слышаться торжественная музыка того
времени. Но Татьяна Брак, к сожалению, погибла - и ты предпочитаешь свою
мандолину, генерал?
- Нет, почему же мандолину? - сказал генерал. - Я даже, если хочешь
знать, предпочитаю рояль.
- Да, рояль тоже неплохая вещь. Ты помнишь, кто хорошо играл на рояле,
генерал?
- Лазарь Рашевский?
Я кивнул головой. Лазарь Рашевский и был человеком, погубившим Татьяну
Брак. Мы никогда не отрицали его достоинств: храбрости, ораторских данных и
больших музыкальных дарований. Но нам была органически противна его длинная,
худая, гибкая фигура, необыкновенно тонкие и липкие пальцы, быстрые,
обезьяньи, отвратительные движения. Генерал не мог примириться с его
жестокостью, резкими, язвительными замечаниями и полным нежеланием
признавать правила вежливости. Вила презирал его за недостаточное знание
истории. И у меня, в свою очередь, тоже были причины недолюбливать Лазаря: я
не мог ему простить готовности подчинения нелепой точности политической
доктрины. Правда, судьба была к нему немилосердна: зимой тысяча девятьсот
девятнадцатого года по приказу генерала Сивухина он был повешен как
махновский шпион на железнодорожном мосту станции Синельниково. Но о его
гибели и мужественном поведении в белом плену нам только потом рассказал
Вила.
Лазарь Рашевский, которого тогда не знал никто из нас, познакомился с
Татьяной Брак на политическом митинге, где он выступал в качестве защитника
анархизма. Татьяна не объясняла, почему он ей понравился, но когда мы
однажды пришли к ней, мы увидели Лазаря, который сидел в кресле с таким
видом, точно в доме Брак он бывает по крайней мере лет десять. Мы
переглянулись.
- Товарищ Брак, - сказал Лазарь; голос у него был очень резкий: букву
"р" он сильно картавил. - Я забыл вам сказать, что я думаю: у вас роковая
фамилия. И кроме того, товарищ Брак звучит как парадокс. - Татьяна ничего не
ответила. Глаза Лазаря остановились на рояле. - А, вы занимаетесь музыкой?
Хорошо играете? Я тоже хорошо играю.
- Ну, сыграйте, - недоверчиво сказал молчавший до сих пор генерал.
Лазарь сел за рояль, и мы услышали такую музыку, какой еще никогда не
слыхали. Генерал растерянно моргал глазами - и когда потом Татьяна попросила
его спеть что-нибудь под мандолину, он, пренебрегая даже своей вежливостью,
обычно совершенно безукоризненной, отказался самым категорическим образом.
В первый же день нашего нового знакомства мы узнали все, что можно было
узнать о Лазаре. Он был анархистом-террористом, долго жил во Франции и
только несколько недель тому назад приехал в Россию. Здесь он собирался
устраивать организацию товарищей для борьбы с властями и экспроприации. Надо
отдать должное его энергии; в десять дней организация была создана,