"Гайто Газданов. Товарищ Брак" - читать интересную книгу автора

- Ах, товарищ Таня... ах, товарищ Таня... - но от волнения так ничего и
не сказал.
- Поговорил, нечего сказать, - насмешливо пробормотал Вила. Генерал
разъяренно повел на него глазами, но Вила быстро отскочил.
- Твое счастье, - сказал генерал, успокаиваясь. - Пойми, Вила, жалко.
Потом боевая дружина анархистов-террористов покинула наш город. Это
совпало с приходом войск Красной Армии. Они появились в белом утреннем
тумане, после пустынной, выжидающей ночи, наводнили город мохнатыми,
заиндевевшими шкурами лошадей, плоскими носами солдат, красными звездами
комиссаров и накрашенными лицами проституток, высыпавших на улицы в этот
поздний для проституток час. Полки пестро одетых людей проходили мимо
заколоченных магазинов; гордые знаменосцы волокли на плечах тонкие палки с
кусками красной материи; торжествующие офицеры, с расплывающимися от
удовольствия лицами, шагали вне строя, по тротуару, и любезно улыбались
чувствительным взглядом горничных, кокоток, торговок с красными руками и
хриплыми глотками. В городе шла суетливая толкотня: через несколько часов
было ревизировано много зданий, застучали на машинках легионы девушек,
представлявших из себя идеальное соединение ленточек губ, веселеньких
носиков и глазок и всякого усердия в службе пролетариату и интернационалу,
этим загадочным иностранным словам, в которых, впрочем, ремингтонистки не
обязаны разбираться. Это была армия советских святых: мы с генералом любили
ее за бездумность, за непонимание многих вещей, за то блаженное неведение и
душевную простоту, которые служат контрамарками для входа в гигантские цирки
царства небесного. Вила, более требовательный, презрительно называл
ремингтонисток половыми функциями государственного аппарата. Город покашлял,
повздыхал - и вновь зажил прежней жизнью; но мы уже не могли обрести нашего
спокойствия: товарища Брак с нами не было.
Она ехала в это время на своей лошади, рядом с Лазарем Рашевским, по
снежным дорогам - на юг. Вила сообщил нам об этом, так как один из его
знакомых рабочих сказал ему, что отряд товарища Брак выехал из города в ночь
на первое января. По обыкновению, мы сидели у генерала и разговаривали, но
после слов Вилы мы замолчали. Не знаю, о чем думал генерал, я уверен, во
всяком случае, что каждая его мысль была редактирована в самых любезных
выражениях. Вила встряхивал головой и, выпрямляясь, глядел перед собой
стеклянными бессмысленными глазами.
А я думал об амазонках. Еще тогда я чувствовал нелюбовь к
олеографическому героизму этих воинов в юбках, - но о товарище Брак я думал
иначе. Судьба втиснула ее в нелепую и жестокую дребедень батальной
российской революции, но ее собственный образ оставался для меня
непогрешимым. "Товарищ Брак! Я призываю в свидетели генерала Сойкина и
учителя Вилу:
нас нельзя упрекнуть в нерыцарском отношении к вам". Я пробормотал эти
слова, огорченный генерал поднял голову и сказал:
- Товарищи, завтра утром мы едем вслед за Татьяной Брак.
Ночью мы возились, упаковывали вещи, а утром уже садились в поезд,
идущий на юг. Когда хозяин дома, узнав об отъезде генерала, прибежал к нему
с просьбой остаться, генерал ответил:
- Ваш дом теперь вам не принадлежит, денег вам платить нельзя. Я
выполнил мой долг.
- Но куда же вы едете?