"Гайто Газданов. История одного путешествия" - читать интересную книгу автора

потом вышила. И вот, вы знаете, я однажды совершала прогулку по Рейну, и
когда мы подъезжали к одному замку, у меня сильно забилось сердце и я
сказала моим спутникам, что знаю точно расположение комнат и все входы и
боковые двери. Я никогда до того не бывала в этой части Германии. И чтобы
проверить это, мы сошли с лодки и попросили разрешения осмотреть замок; я
шла с завязанными глазами и говорила, что где находится, и все было точно,
за исключением одной двери, которую замуровали около пятидесяти лет тому
назад. Это все казалось невероятным моим спутникам; и тогда я показала им
эти вышивки, которые я сделала, не зная даже о существовании такого замка.
Потом она рассказала Володе множество других вещей такого же порядка; и
его особенно поразило то, что она сказала, что помнит, как была маркитанткой
в войсках крестоносцев, в походе Фридриха Барбароссы, и что несколько лет
тому назад, в Константинополе, она встретила одного англичанина, которого
помнила именно по крестовому походу, - но что он ее не узнал. Она потом
уехала из того города, где учился Володя, была в Риге, в Москве,
путешествовала по Европе; и Володя был уверен, что всюду ее мучили и
преследовали эти неправильные, чужие воспоминания о разных эпохах, в которых
она видела себя, точно в далеком и темном зеркале, себя, и это свое такое
отдаленное лицо, эту бледную кожу; белокурые волосы и синие, страшные глаза;
и то, что об этом по-настоящему знала только она одна, - всем другим это
могло только казаться нелепым, - это фантастическое волнение, этот
постоянный мираж заполняли всю ее жизнь и делали все окружающее
бессмысленным, несвоевременным и скучным. После этого единственного
разговора с ней Володя невольно изменил к ней равнодушно-насмешливое
отношение. Он не понял, однако, - ни тогда, ни позже, - почему для рассказа
о крестовых походах и замке над Рейном она выбрала его, самого ленивого из
своих учеников, - любившего больше всего спать и бесцельно гулять, и ничего
не делать. Никогда потом эта женщина ничем не проявила к нему своего
внимания, не разговаривала с ним, не вызвала его и по-прежнему ставила
дурные отметки, - и только раз вскользь сказала: - вы могли бы делать
гораздо больше, чем вы делаете, - но это было так туманно и так механически
сказано, что явно не имело никакого значения. Но Володя был убежден, что и
потом, в дальнейшем, ей все виднелась вечером в пустынном воздухе каждой
страны или каждого города, где она находилась, - будь то Константинополь,
Берлин, Рига или Москва, - смутно белеющая вдали башня какого-то давно
затерявшегося во времени здания, может быть, одной из крепостей, к которой
был направлен тяжелый карьер взмыленных, свирепых лошадей крестоносцев. - Я
была маркитанткой в обозе Фридриха Барбароссы, - она так просто говорила эту
фразу, в тысяча девятьсот двадцать втором году, когда прошли почти
бесчисленные дни, почти непредставляемые годы после того, как все покрылось
забвением, - чтобы теперь опять призрачно воскреснуть и прогреметь в ее
невероятной фантазии. В жизни, которую она вела и которая состояла из
преподавания немецкого языка, - она была забывчива, растеряна и несчастна,
как все фантазеры и мечтатели; она нервничала оттого, что ее объяснения не
сразу понимались, что по-немецки можно было говорить с таким ужасным
славянским акцентом. Иногда с ней случались истерики в классе; и тогда она
особенным движением мизинца поднимала свою правую, как-то заскакивавшую
бровь, и ее глаз открывался во всю ширину, - синий, громадный и совершенно
пустой в те минуты.
И теперь, вспоминая это нелепое и призрачное существование, Володя