"Гайто Газданов. История одного путешествия" - читать интересную книгу автора

только пожалеть об этом", - ответил мужской голос. "Au diable", - повторила
она. И еще, после долгого молчания, ее голос сказал: итак, если вы не очень
далеко живете... - и они свернули за угол, где начиналась точно сорвавшаяся
вниз и чудом удержавшаяся в падении узкая улица необычной,
головокружительной крутизны, из глубины которой медно и тускло блестели в
воздухе далекие, желтые огни фонарей. И Володе захотелось тогда пойти за ней
и сказать ей много ненужных слов, - все о том, что она посылала к черту, что
он так любил, и измена чему вызывала у него долгое и томительное ощущение,
состоявшее из грусти и чувственности. Он знал наизусть всю историю этой жен-
щины, - тогда все биографии женщин были почти одинаковы: они начались с
гимназии или института, проходили сквозь гражданскую войну, иногда они ее не
пересекали и терялись навсегда в дыму давно забытых сражений, - но чаще они
кончались в Константинополе, Афинах, Вене, Берлине, Париже, Нью-Йорке или
Лондоне, в неизменной обстановке русских кабаре, сомнительных цыганских
романсов, американских фокстротов, коктейлей, англичан, французов,
левантинцев, турок, - и потом гостиница или квартира с чужой постелью и этим
невыносимым холодом простынь, который особенно силен, когда ночуешь не дома
и, может быть, от которого голос делается несколько хриплым, как от простуды
или болезни или внезапного и необычайно сильного воспоминания.
Когда потом он возвращался к впечатлениям этой константинопольской
ночи, ему каждый раз нужно было делать усилие, чтобы восстановить
обстановку, в которой это происходило, и особенно погоду. С давнего времени
у него образовалась привычка исправлять воспоминания и пытаться воссоздавать
не то, что происходило, а то, что должно было произойти, - для того, чтобы
всякое событие как-то соответствовало всей остальной системе представлений.
И вот, ему все казалось, что в ту ночь в Константинополе была сухая
воздушная буря. В самом же деле, было очень тихо и душно. Он отчетливо
вспомнил тяжелое чувство, с которым вернулся домой и которое даже мешало ему
заснуть в течение некоторого времени. Теперь же ему казалось, что
константинопольская незнакомка с хриплым голосом была, в сущности, права, -
и поступала правильно: как иначе она могла бы устроить свою жизнь? Теперь
ему вообще все казалось иным. "Да, - сказал он себе, уже засыпая, - итак,
это, кажется, просто: не лгать, не обманывать, не фантазировать и знать раз
навсегда, что всякая гармония есть ложь и обман. И еще: не верить никому, не
проверяя".
Всю ночь шел дождь, утро тоже было дождливое и пасмурное, и только под
вечер появилось солнце и стало теплее; установившаяся хорошая погода уже не
менялась до Марселя. Володя садился возле самой кормы у борта и следил, как
взбивается и шипит пена за винтом, оставляя чуть извилистый и исчезающий,
широкий водяной след. Иногда, не очень далеко от парохода, он замечал
маленький силуэт нырка, сидящего на воде и уносимого волнами; потом черная
птичья голова быстро опускалась; мелькал в воздухе темный задок птицы, и она
исчезала в глубине. Или вдруг почти у самого борта парохода, над которым,
свесившись до половины, стоял Володя, плыла на небольшом расстоянии от
поверхности воды полупрозрачная, громадная медуза, распластавшаяся матовым,
стеклянным пятном с медленно движущимися очертаниями. Затем резкий,
пискливый крик над головой заставил его поднять глаза: большая белая птица
пролетела, пересекая вкось движение парохода; и так же мерно и безошибочно,
как билось ее сердце, без устали взмахивала в светлом воздухе своими
длинными бесшумными крыльями; потом вдруг растягивала их во всю длину и,