"Рейнгольд Гейденштейн. Записки о московской войне (1578-1582) " - читать интересную книгу автора

повинуются решению суда, налагается пеня; если они откажутся заплатить, то
налагается в три раза больший штраф; ежели и тогда даже не послушаются,
посылается военная экзекуция в имение, и если кто воспротивится ей, то
подвергается банниции (опале) постановлением старосты. Это весьма страшное
оружие некогда было направлено против мотов, а в настоящее время, когда
роскошь еще больше распространилась, а с нею и число должников умножилось,
стали относиться с пренебрежением к этому постановлению, и на этот раз об
нем много говорили, но не принято было никаких действительных мер к его
поддержке. По выслушании за тем послов иноземных государей, Георг Фридрих,
маркграф Бранденбургский, был допущен к опеке над болезненным родственником
его Альбрехтом Фридрихом, сыном Прусского герцога Альбрехта; приняв так
называемую инвеституру, он дал торжественную присягу королю. При этой
церемонии присутствовали и послы курфюрста Саксонского и герцога
Вюртембергского. Когда послы Бранденбургского курфюрста от имени своего
государя стали требовать права на одновременное участие в инвеституре,
взявшись за знамя, то послы шляхты стали протестовать на том основании, что
в условиях о ленной связи, заключенных между Сигизмундом и Бранденбургскою
фамилией, ветвь Бранденбургских маркграфов не была упомянута; они
высказывали, что считают незаконным то, что впоследствии было дано частною
властию и без ведома сословий. Послы стали жаловаться королю на это и
заявляли, что они готовы вести свое дело пред сословиями. Им был дан ответ,
что они конечно хорошо знают (юридическое) значение всякой протестации и то,
что ею как ничье право не уменьшается, так и не усиливается, и что потому
предлагаемая ими мера не может быть признана ни своевременною, ни
необходимою. Тут находились также и послы князей Померании; от имени своих
государей они признали верховную власть короля над Битовскою и Лауенбургскою
областями и получили грамоты инвеституры. Между тем послы, отправленные, как
мы выше указали, к Московскому князю, явились в Москву. Московский князь,
жестокий по своему характеру, и еще более возгордившийся по причине удачных
действий в Ливонии, сделал им недостойный и унизительный прием; многие
поступки царя и слова были оскорбительны для Польского и Литовского народа;
и так как обычай обоих народов требовал, чтобы уполномоченным другой стороны
отпускалось содержание, то он приказал доставлять послам пищу, но с
величайшим неуважением, только самые простые и отвратительные кушанья, а
покупать провизию в Москве и не в обычае, да и не было возможности, если бы
они того захотели. Затем, когда во время переговоров послы объявили, что они
имеют полномочия только о перемирии, он дал им перемирие на три года: при
этом грамоту, которую послы должны были подписать, он приказал писать просто
не внося никакого условия, а в грамоте, которую он должен был от себя
передать послам и к которой он приложил собственную печать, он прибавил
такие условия, что король уступает ему всю Ливонию, вместе с Ригою и
Курляндиею, которые находились до сих пор во власти короля, и все, что
простирается до границ Пруссии; что он не вступится за Ливонцев, хотя бы те
и просили его помощи, а еще менее займет какой либо город, и вообще не
окажет с своей стороны никакой поддержки или помощи. Затем, когда по обычаю
следовало скрепить соглашение клятвою, то царь, отложивши в сторону грамоту,
над которою присягали послы, взял только эту последнюю и над нею произнес
клятвенное обязательство (перемирная грамота в том и другом виде напечатана
в Литовской Метрике II, "" 17 и 18: на первом месте - перемирный лист
великого князя Московского, данный в январе 1578 г. и привезенный послами