"Элизабет Гейдж. Ящик Пандоры, Книги 1 - 2" - читать интересную книгу автора

теперь, хотя военно-морская цензура запрещала описывать в письмах боевые
действия, Хэл был уверен, что он был на другом авианосце - может быть, на
"Йорктауне" - и, несомненно, принимал участие в битве за Мидуэй.
"Слушай меня, братишка, - написал Стюарт две недели назад, - мы
готовимся к горячей битве в этой части света. Благодари Бога за то, что ты
дома и далеко от этой разрушительной войны".
Хэл вспомнил сейчас эти слова, отчаянно правдивые своей уверенностью.
Он не хотел быть в безопасности и торчать дома, посещая школу, пока его
брат - морской летчик - рисковал своей жизнью в борьбе против безумных
японцев. Он хотел быть там, где был Стюарт. Он повернулся посмотреть на
фотографию Стюарта, стоящую на бюро. Красивое точеное лицо с ослепительной
улыбкой, выглядывало из-под офицерской кепки с беззаботным высокомерием. В
лице чувствовалась абсолютная вера в то дело, которому Стюарт служил, и в
его способность служить ему хорошо и героически. Внизу на стенах библиотеки
и гостиной были другие фотографии. На них Стюарт - выпускник навигационной
школы, Стюарт в день получения своего самолета, Стюарт дома в отпуске после
присвоения ему звания офицера. Его улыбка была одинакова на всех
фотографиях, так похожих одна на другую, что, казалось, его изображение
переносили оптически с одной бумаги на другую. Это была их общая черта с
отцом. Он носил улыбку как броню, доказывавшую его способность управлять
миром.
Что касается отца, то на его лице отражалось больше, чем просто
облегчение, которое он испытывал каждый раз, когда его сын возвращался
домой, и молчаливый страх, в котором он жил, когда Стюарт уезжал. С одной
стороны, отец разделял ликование Стюарта, когда сразу же после атаки
японцами Пирл-Харбора его немедленно призвали в армию. С другой - он вовсе
не был так оптимистичен и вынужден был скрывать беспокойство от остальных
членов семьи каждый раз, когда слушал новости с войны или ожидал писем сына.
Последний отпуск Стюарта, после майских событий в Коралловом море, был
отдыхом от волнений для всей семьи. Не в пример многим солдатам, которые не
могли говорить с теми, кто их любил, о войне, Стюарт очень охотно и
многословно рассказывал о своих собственных подвигах и подвигах товарищей.
Война, казалось, вовсе не пугала его. Наоборот, она давала выход его
мужественности. Он находил время побыть наедине с Хэлом и доверял свои
сомнения насчет побед японцев в Тихом океане своему младшему брату, который,
как он знал, был экспертом в военных делах.
Чувствуя недовольство Хэла тем, что он был еще слишком молод, чтобы
увидеть все своими глазами - так как никто не верил, что война продлится
больше, чем год или два - Стюарт разговаривал с ним как мужчина с мужчиной о
силе врага, и даже делился своими переживаниями о потерянных товарищах,
которые никогда больше не вернутся.
Эта откровенность брата еще более усиливала его безграничную любовь к
Стюарту и не давала ему так остро чувствовать свою оторванность от проблем,
стоявших перед его страной. Что-то таинственное распространилось по дому на
Парк-авеню во время этого отпуска, так как неугасимая уверенность Стюарта
рассеяла страхи его родителей и придала всем оптимизма в отношении исхода
войны.
И сегодня, когда он слушал новости о далеком острове Мидуэй, он знал,
что через пять-шесть недель Стюарт опять вернется с большим количеством
историй в запасе и еще большим количеством улыбок, чтобы ободрить свою