"Николай Эдуардович Гейнце. Скудные дни Великого Новгорода (Повесть) " - читать интересную книгу автора

В описываемое нами раннее февральское утро только на Волховском мосту
и близ него по берегу Волхова господствовало необычайное оживление. Но
увы, как повсеместно в то время в России, жизнь лишь кипела там, где
царила смерть.
Это был исторически-кровавый парадокс действительности.
И на самом деле, со льда реки слышались раздирающие душу стоны и
мольбы о помощи, но толпа, стоявшая на мосту и по берегу, безмолвствовала.
Большинство из этой толпы состояло из опричников, с не менее
зверскими лицами, чем те собачьи головы, которые, как знаки их должности,
вместе с метлами были привязаны к седлам их коней.
На середине моста был устроен род эшафота, с которого несчастных
жертв бросали в полыньи Волхова, в тот год очень большие и частые. Самая
большая полынья была как раз под средними городнями Волховского моста.
Чтобы вернее бросать в нее осужденных, и устроили эшафот.
Взводили на него связанных по ступенькам, с навязанными на шею
камнями, и сталкивали с высоты.
Вода со льдом расхлестывалась высоко, принимая в лоно свою жертву,
опускавшуюся прямо на дно. Случалось, впрочем, что жертвы, в виду
неминуемой гибели, боролись, выказывая сверхъестественную силу и,
разумеется, только длили свою агонию, делая верную смерть лишь более
мучительной.
Иногда, в борьбе за жизнь, жертве удавалось сбросить с шеи камень, и
обреченный на гибель выплывал на поверхность, и, держась на воде, хватался
за край ледяной коры полыньи.
Рассказывали даже про почти невероятное спасение некоторых.
Изобретательность рассвирепевших опричников не уставала, впрочем,
придумывать средства пресечь и для таких героев средства к спасению.
Кому-то из кромешников, при виде выплывающих и вылезавших на лед,
пришла адская мысль: сесть в лодку с баграми и рогатинами да и доканчивать
последнюю борьбу с топимыми.
Сказано-сделано, и вскоре полыньи волховские окрасились алой
человеческой кровью.
В кровавых волнах захлебывались жертвы дьявольской изобретательности
палачей.
По мосту, меж тем, гнали связанные толпы все новых и новых жертв
"царского суда", как громко именовали кромешники свое кровавое своеволие.
Среди этих толп были и женщины, старые и молодые, иные с грудными
детьми, плохо прикрытыми лохмотьями своих матерей, босоногие и
растрепанные.
С одной такой толпой повстречался, казалось, только что въехавший на
Волховский мост всадник.
Это был статный, красивый юноша, в дорогом, хотя и помятом, видимо,
от длинной дороги, костюме опричника.
Из-под надетой набекрень шапки выбивались русые кудри шелковистых
волос, яркий румянец горел на нежной коже щек, а белизну лица оттеняли
маленькие темно-русые усики и шелковистый пух небольшой бородки.
По удивленному взгляду его светло-голубых глаз, бросаемому им на
окружавшую его толпу, на высившийся на мосту эшафот, можно было
предположить, что он не был участником кровавой расправы своих товарищей с
народом, что он только что появился в злополучном городе, где поразившие