"Николай Эдуардович Гейнце. Скудные дни Великого Новгорода (Повесть) " - читать интересную книгу автора

царя-то там как будто боязно; слышал, чай, ни весть что рассказывают... и
Малюта там, слышь, правою царскою рукою...
- Я не пужлив... Да и сплетки, чай, больше плетут людские языки...
Людская молва, что снежный ком, с кулак начнется, до нас докатится гора
горой, - ответил Федосей Афанасьевич.
- Нет дыма без огня, - задумчиво заметил Афанасий Афанасьевич.
- Чего огня, я разве говорю, что огня нет... Есть... Царь казнит
бояр-своевольников... и ништо... так им и надо. Слышь, выше царя стать
захотели, ему, батюшке, указывать начали... раздор да разлад по земле
сеять вздумали, с врагами, басурманами заяшкались, так ништо, говорю им,
окаянным... А купечеству и народу люб его грозный царь... Знает он,
родимый, что только кликни он клич, своеручно посечем его супротивников,
бояр-крамольников... и посечем не хуже опричников, не хуже Малюты
Скуратова, - горячо возразил младший брат.
- Известно посечем... Это ты доподлинно, - согласился старший.
- Так с чего же нам его, государя нашего, державного, бояться?..
- Вестимо нечего.
- А к солнцу ближе - теплее!.. Он наше солнышко...
Афанасий Афанасьевич не нашелся что возразить брату.
Отъезд последнего был решен и состоялся.
Расставание семей было трогательно, но сильнее всех рыдала Аленушка
на груди своей двоюродной сестры и задушевной единственной подруги Насти.
Это было первое жизненное горе молодой девушки.
Беседы с отцом по вечерам, чтение священных книг, да молитва стали
задушевной отрадой вновь осиротевшей девушки.
Ей шел уже восемнадцатый год. Она была, что называется, в самой поре,
но сердце ее билось ровно при виде добрых молодцев, хотя ее жгучие, черные
глаза ясно говорили, что рано или поздно в этом сердце вспыхнет страсть
неугасимым огнем.
Красивая, статная, вся в свою покойную мать, она зажгла желанием не
одно сердце среди новгородских молодцов.
Женихам только бы кликнуть клич, слетелись бы как мухи на мед, но
отец не неволил боготворимую им дочку; даже при мысли о ее замужестве
какое-то горькое чувство отцовской ревности закипало в его сердце.
Со дня отъезда брата прошло с полгода. От него получилась грамотка. В
ней он в радужных красках описывал свое житье-бытье на новом месте.
Торговля, по его словам, шла очень ходко, к дочерям женихи наклевываются
от тамошнего купечества, словом, Федосей Афанасьевич был доволен. Далее он
описывал построенный им дом, писал о своем здоровье и о своих домашних.
"Настасья все скучает и убивается по Аленушке; говорит, хоть бы одним
глазком поглядеть на родненькую, так не отпустишь ли, любезный брат,
погостить ее к нам, сбережем пуще родной дочери", - говорилось, между
прочим, в присланной грамотке.
Афанасий Афанасьевич прочел письмо Аленушке.
При чтении того места, где говорилось о Насте, он взглянул на дочь.
На ее глазах блестели слезы.
- Аль отпустить на месяц, другой... поскучать мне, старику, - уронил
как бы про себя Горбачев, окончив чтение.
Огнем вспыхнуло лицо Аленушки, и умоляющий взгляд ее прекрасных глаз
говорил красноречивее всяких слов о ее желании.