"Вильгельм Генацино. Женщина, квартира, роман " - читать интересную книгу автора

куда бы я рано или поздно ни поступил учеником, все равно это будет для меня
временным пристанищем. В действительности я хотел одного - писать, и чтобы
это стало моей главной профессией, причем немедленно. Но как так сделать, я
не знал, что и нагоняло на меня тоску. Я спрятал журналы и вскрыл другие
конверты. В них лежали тексты, присланные мне назад. Я и их прочел еще раз,
задавая себе вопрос, чем же они не подошли. Наиболее интересные из них я
вложил в новые конверты и послал в редакции других журналов. Я прислушивался
к зловещей тишине в квартире - ни звука, ни шороха. Было не очень приятно
сидеть так долго в кухне одному после очередной неудачной попытки устроиться
на работу. Прошло уже три недели, как меня вышвырнули из гимназии. До весны,
когда я предположительно все-таки должен был поступить куда-нибудь учеником,
оставалось еще два-три месяца свободного времени, мне хотелось потратить его
на то, чтобы побольше побродить, подумать и начать писать. Мать из спальни
не выходила. Она давно уже не разговаривала со мной о своих делах. Когда мне
было четырнадцать, я посоветовал ей развестись. Тогда я себе так представлял
ситуацию: она возьмет меня за руку, и мы начнем с ней новую жизнь. Но мать
не нашла в себе сил для нового разбега, наоборот, от года к году она
становилась все молчаливее, слабее и ко всему безразличнее. Порой она даже
не замечала, что я сижу рядом с ней за столом и только жду, чтобы она
поманила меня начать новую жизнь. Сейчас же я сидел и смотрел на свои
неотправленные конверты. Во мне боролись два чувства - желанного и такого
нежелательного одиночества. Чем тише становилось в доме, тем больше
угадывалась за скудостью дня скудость и убогость самой жизни. Зачем же
позволять унынию овладевать моей душой? Я взял конверты и вышел из дома.
На почте в это время, к счастью, народ не толпился. Наклеивая марки, я
увидел перед окошком слева от себя забытый кем-то букет роз. Завернутые в
тонкую бумагу бледные розы никого вокруг не волновали. Я вспомнил про
Гудрун, я собирался попозже зайти за ней после работы. Она очень обрадуется,
если я встречу ее с цветами. Я подошел к тому левому окошку и снова купил
для проформы десять почтовых марок про запас, для следующей отсылки
рукописей, которые не заставят себя долго ждать. Отходя от окошка, я забрал
букет и уже дошел с ним почти до самой двери, как вдруг услышал позади себя
голос почтового служащего, тот даже привстал, чтобы докричаться до меня.
"Разве это ваши цветы?" - спросил он меня, перекрывая голосом все
пространство. "Нет, - ответил я и пошел назад к окошку, - я подумал, их
кто-то забыл, я хочу сказать, потерял, ушел и оставил, и, если я их не
возьму, их просто выбросят". - "Ах, вот как! - воскликнул почтовый
служащий. - Да разве можно брать чужой букет! Наверняка тот, кто забыл его,
сейчас вернется за ним, так что положите цветы на место!" Мужчина решительно
отобрал у меня букет, а может, я и сам протянул ему розы через стойку. Я не
стал задерживаться на почте и смотреть, как он осудительно качает головой, а
быстренько повернулся и тут же ретировался.
Дважды за этот день меня постигла неудача, пусть на сей раз и
пустяковая. Но по сути, как в первом, так и во втором случае я не смог
соответствовать ситуации. Я принялся бесцельно бродить по городу, молча
изучая, что лежит на задних сиденьях припаркованных машин. Через какое-то
время я начал вслух называть увиденные мною предметы. Журнал. Карта города.
Авоська. Меховая шапка. Апельсины. Шерстяной плед. Перчатки. Пустышка.
Трубка. Странное дело, но за этим занятием я перестал ощущать себя
неудачником. Я прошел примерно три улицы, заглядывая в стоящие на обочине