"Вильгельм Генацино. Зонтик на этот день" - читать интересную книгу автора

Вильгельм Генацино

Зонтик на этот день


Барбаре посвящается


1

Два школьника стоят перед рекламной тумбой и плюют на плакат. Глядя на
стекающие по плакату плевки, они смеются. Я прибавляю шаг. Прежде я гораздо
спокойнее относился к таким мелким гадостям. А теперь мне сразу стало
противно, и я припустил. Наверное, зря. В подземном переходе опять шмыгают
ласточки. Они влетают в него с одной стороны и восемь-девять секунд спустя
выныривают с другой. Я бы и сам с удовольствием воспользовался этим
переходом, чтобы идти и краем глаза ловить обгоняющих меня на бреющем полете
птиц. Но я знаю, чем это может обернуться, и не собираюсь повторять своих
ошибок. Я шел тут несколько недель назад. Мимо меня стрелою пролетели
ласточки - удовольствие, к сожалению, длилось недолго, две-три секунды, не
больше. И тут я обнаружил мокрых голубей, которых сначала и не заметил. Они
сидели, прижавшись к стене, облицованной кафелем.
Двое бомжей, развалившихся прямо на земле, пытались установить с ними
контакт. Голуби никак не реагировали на их дружественные призывы, и бомжи
принялись над ними потешаться. Чуть погодя я увидел у себя на башмаке
засохшее пятно от кетчупа. Я не знал, откуда этот кетчуп взялся у меня на
башмаке, и не понимал, как это я только сейчас заметил такое безобразие.
"Никогда здесь больше ходить не буду", - строго сказал я себе, понимая, что
это я так, для порядка. На другом конце перехода я вижу Гунхильд. Я немного
побаиваюсь женщин, которых зовут Гунхильдами, Герхильдами, Мехтильдами или
Брунхильдами. Гунхильд идет по жизни, почти не глядя по сторонам. Я слепая,
любит говорить она; она говорит это шутливым тоном, но в сущности на полном
серьезе. В настоящий момент я не испытываю ни малейшего желания встречаться
с Гунхильд. Я быстро отступаю на Гердерштрасе и тем самым спасаюсь от
прямого столкновения с ней. Если бы Гунхильд открыла глаза пошире, она,
наверное, заметила бы, что я уклоняюсь от встреч с ней, во всяком случае
иногда.
Две минуты спустя я начинаю жалеть о том, что Гунхильд нет рядом.
Потому что у Гунхильд такие же ресницы, как у Дагмар, в которую я был
влюблен, когда мне было шестнадцать и мы вместе ходили летом купаться и
сидели на мамином гладильном одеяле. Там, где у нормальных женщин растет по
одной ресничине, у Дагмар их было три, а то и четыре сразу, - они у нее, я
бы сказал, кустились, обрамляя глаза настоящими зарослями. Точно такие же
ресницы и у Гунхильд. Стоит мне посмотреть на нее подольше, у меня возникает
чувство, будто я снова сижу рядом с Дагмар на гладильном одеяле. Мне
кажется, что память удерживает не переживания, связанные с отдельными
людьми, а именно такие вот осязаемые детали, о которых мы по-настоящему
вспоминаем тогда, когда нас с человеком уже давным-давно ничто не связывает.
Впрочем, сегодня мне совершенно не хочется вспоминать о Дагмар, хотя я уже
несколько минут думаю о ней и вот как раз сейчас почему-то вспомнил цвет ее