"Сергей Герасимов. Искушение" - читать интересную книгу автора

вдавливающееся в окно. Потом он пытался ползти по снегу, проваливаясь
руками; он знал, что должен успеть отползти дальше, но кружился на месте
из-за чудовищной, парализующей боли. Боль не позволяла ему остановиться и
не позволяла ползти в нужном направлении, поэтому он только бессмысленно
перекатывался в снегу. Все вокруг было красно-оранжевым, только полоска
неба оставалась голубой; он замечал эту полоску каждый раз, когда случайно
переворачивался на спину. Оттуда, из неба, летели к нему крупные мирные
хлопья инея - его на березах было так много, что иней продолжал падать еще
несколько часов, до тех пор, пока огонь не потух. А снег был мягким и
невесомым.
В конце концов он смог сесть. Он все-таки отполз от вагона на
безопасное расстояние. Недалеко, примерно в километре впереди, гудел и
двигался огненный шар. Рядом с шаром вставало солнце - совсем маленький и
безобидный красный зрачок, чуть трепещущий в неравномерном колыхании
раскаленного воздуха. Тогда он подумал о бомбе. Огненный шар очень
напоминал облако ядерного взрыва - так он подумал тогда. Еще он подумал,
что нужно не смотреть и закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Но кто-то
другой внутри него (может быть, именно в тот момент родилось его новое Я?)
приказал смотреть. И, не прекращая смотреть, он убедил себя в том, что
человек, взглянувший на ядерный взрыв, все равно обречен, а поэтому лучше
смотреть и запоминать последнюю в жизни чудовищную красоту. Когда он смог
отвести глаза от огня, солнце уже поднялось выше, и его свет смешался с
оранжевым сиянием, медленно, но уверенно гася его. Снег снова становился
белым, а глубина пушистого леса - голубой. Он увидел множество черных
точек на снегу и протянул ладонь. На ладонь упал неровный стеклянный
шарик, величиной с горошину. Шарик успел остыть за время своего
путешествия в воздухе. Это был снегопад из остывших остатков расплавленной
земли. Тогда он понял, что спасен, и испугался, и обрадовался
одновременно. Радость не оставляла его еще многие недели. Даже в самое
тяжелое время, когда он лежал на больничной койке, не имея возможности
пошевелиться, почти распухая от боли, он все же улыбался. Никто не
понимал, чему он улыбается. Однажды врач спросил его об этом. Врач не мог
понять такой простой вещи.
- Вы всегда улыбаетесь, - сказал врач, - я удивляюсь вашей выдержке.
- Сейчас зима? - спросил Юлиан Мюри.
- Зима уже заканчивается, - ответил врач.
- А березы? Они еще белые?
- Но березы всегда белые.
- А за окном - там есть березы?
Врач нерешительно посмотрел в окно - так, будто бы он не знал, есть
ли там березы.
- Нет, берез там нет. Мы в городе.
- Вот поэтому я и улыбаюсь, - сказал Юлиан Мюри, - потому что я не
люблю березы.
Почему-то слова "я не люблю" стали его любимыми словами.
В ночь перед взрывом он познакомился в купе с молодой и очень
красивой женщиной (сейчас он забыл ее имя). Это обычное случайное
знакомство с каждым часом их неторопливой беседы перерастало во что-то
большее. И он, и она это хорошо понимали. У них впереди был остаток ночи и
половина дня. За это время можно хорошо узнать друг друга. Они не спешили,