"Сергей Герасимов. Раздвоение хвостов" - читать интересную книгу автора

Так, что пришлось обратиться в клинику.
Его долго осматривали и задавали много вопросов. Главная проблема была
даже не в утрате современных функций зрения, а в том, что его повязка порой
показывала совершенно нелепые вещи: стены вместо дверей, машины вместо
людей и вообще все что угодно. Сбои начинались исподволь и Зигмунд
совершенно смущался, терял ориентацию и не мог определить даже где он
находится - в собственной кровати или в кресле взлетающего авиалайнера.
А иногда, отдельными проблесками, словно кинокадрами, врезанными в
чужую пленку, на него наплывали кошмары - столь грандиозные и реальные,
что... Но лучше об этом не думать.
Это очень серьезно, - сказали ему и определили в палату.
Палатная медстестра оказалась крупная, на голову выше Зигмунда, с
усиками и мужским голосом. Носила халат до пят и гораздо ниже, он волочился
за нею как бальное платье в старину и цеплялся за ступеньки. "Навырост -
пошутила она, - готовлюсь в старшие медсестры." Нижний край халата, само
собою, был испачкан в ту гадость, которой натирают полы. Производила
впечатление. Звали её по-весеннему - Майя.
- Будешь проходить курс трудотерапии. Работать у нас круглосуточно, -
говорила медсестра Майя, - потому что денег не платим. Раз не платим, то и
тратить некогда, потому и круглосуточно. Спать на полу. Выполнять все
указания. Есть из одной миски с больным, потому что на палату выдают по
одной миске. Съедать не больше половины. Условия жесткие, но иначе нельзя,
не выживешь. Если не будешь слушаться, погибнешь.
- Буду, - пообещал Зигмунд.
Палата, куда они пришли, была просторна и почти пуста. Напоминала
старый склад, из которого вывезли вещи. Стены бетонные, холодные,
прямоугольные, чуть забеленные известкой и мажутся при облокочении. Шесть
дверей и четыре окна. Одна кровать и на ней полный пациент лет шестидесяти.
Над ним из баллончика выписаны на стене названия болезней, причем многие
названия зачеркнуты и забелены. Приписки у каждой строчки: хуже, ещё хуже,
совсем плохо, хуже опять. Когда Зигмунд и Майя вошли и остановились у
дверей, пациент встал, походил, опираясь на палку, и даже сделал
приседания, очень похвалил порядки.
- Я буду твоим наставником, - сказала Майя, - а ты будешь меня
слушаться. Подойди поближе. Если хочешь меня поцеловать, не стесняйся. Ты
такой бутузик! К другим не приставать. И она влажно чмокнула Зигмунда,
отчего тот потерял душевное равновесие. Он, в принципе, был большим
охотником до женского пола.
Следующим утром пришел незнакомый санитар, хитро подмигнул Зигмунду и
вывел из баллончика на стене, прямо над кроватью старика: "назначена
процедура". Помедлив, добавил: "еще хуже".
- Это чтобы не приходить второй раз, - объяснил он Зигмунду. - Как
глаза? Не болят?
Минут через пять вошел консилиум.
- Это мой любовник, - представила Зигмунда Майя, - можно он
поприсутствует?
Зигмунд подумал было возразить, но потом решил, что болезнь слишком
искажает его восприятие реальности. Возможно, вместо "любовник" медсестра
произнесла другое слово. В последние дни он постоянно слышал нелепейшие
вещи.