"Сергей Герасимов. Бабочка и мышь" - читать интересную книгу автора

черточке ее лица - лицо бледное, будто изваянное из полупрозрачного камня.
Такие с первого взгляда нравятся мужчине, но со второго нравятся уже не так
сильно. Длинные светлые волосы, должно быть, мягкие и тонкие. Если бы на
луне водились женщины, они были бы именно такими хрупкими и тонкими - на
луне тяготение в двенадцать раз меньше земного. Посмотрела бы я, как ты воду
таскаешь ведрами, - подумала Регина, - тебя бы сразу скрючило. И хотя сама
Регина никогда не таскала воду ведрами, она успокоилась от этой мысли. -
Допустим, вы не вернетесь до утра?
- Это будет стоить вам очень дорого, лапочка.
- Но у меня особый случай. Я скоро умру.
- Что-то не похоже.
- У меня рак аорты.
- Тогда сто долларов, - сказала Регина. - Я сама женщина, я все
понимаю. Я не вернусь до утра.


* * *

Алиса взошла на крыльцо. Она остановилась, чтобы послушать тишину.
Сейчас она часто останавливалась, чтобы услышать или увидеть что-нибудь в
этом мире - и обязательно запомнить, хотя запоминать ей было незачем. За ту
черту все равно ничего не унесешь; просто мир, перед тем как взорваться
болью и задергаться омерзительным кровавым клубком, показывал лучшее, что в
нем было - смотри и слушай, такого не будет больше никогда. И она хотела все
увидеть, все услышать и все понять. Она слышала тишину и желтый снегопад
кленовых листьев.
Она чувствовала себя совершенно свободной - таким свободным не бывает
человек, который надеется на жизнь. Она могла позволить себе все и казалось,
что мертвая материя тоже это понимала и приветствовала ее, как будущую часть
себя; Алиса чувствовала, что даже неживые предметы подчиняются ее желаниям.
Она могла позволить себе любую мысль. Она могла подумать, что солнце тонет в
море на закате, а закаты зажигают ради нее, что дважды два даже не пять, а
семь с десятичной дробью. Она могла вообразить себя Наполеоном или Жанной
Д"арк, и ничего страшного не случится - она доживет свои дни Наполеоном или
Жанной. В последние дни она специально старалась вселить себя в деревья,
камни, в бетонные столбы, в воздух, пахнущий жизнью, и даже в чужие мысли.
От этого она казалась себе разделенной на множество кусочков и, просыпаясь
по ночам, думала о себе "мы". Но в последние недели она почти перестала
спать. Стоило ей закрыть глаза, как из черноты один за другим вплывали
окровавленные дымящиеся сгустки несбывшегося и тоска, яростная, плотоядная,
слепая, металась, выла и крушила все внутри ее кристально хрупкого мозга.
Это невозможно было выносить долго.
Иногда она была уверена, что сошла с ума; иногда - что познала тайну
жизни и тайну смерти. Но сейчас она не была уверена ни в чем.
Она вошла и чуть не столкнулась с доктором, который стоял у самых
дверей с расческой в руке.
Доктор Кунц удивился чрезвычайно.
Доктор Кунц даже выронил расческу; Алиса подставила ладонь и поймала
мертвый предмет, и ощутила свое родство с ним.
- Ловко получилось, - сказал доктор. - Я пойду и заварю кофе. Вы любите