"Алла Гербер. Мама и папа " - читать интересную книгу автора

По утрам черная тарелка репродуктора призывала закаляться, шагать левой и
правой, улетать вместе с героями-пилотами в океан голубой высоты. И та же
тарелка сотрясалась от разрывающих ее первых взрывов войны, от всенародного
стона-плача - вставать на смертный бой! Ночью в своей комнате я чувствовала
себя выброшенной на необитаемый, залитый лунным белым светом остров.
Почему-то казалось, что комната совсем пустая - только я, спрятанная за
белой сеткой кровати, и репродуктор, ставший вдруг похожим на громадную
черную медузу. Я плакала от страха и с ужасом ждала, когда тарелка ударит
приказом-сводкой, завоет воздушной тревогой.
Еще недавно - "Дай, Джим, на счастье лапу мне..." Еще вчера -
"Здравствуй, Нетте, как я рад, что ты живой..." И не думалось, не
понималось, что быть живым - чудо. Пришло время, когда нормой становилась не
жизнь, а смерть, и звуки, которые были жизнью дома, надолго покинули его.
Война унесла старые письма и записки "в несколько строчек", потушила
костер, который до утра "светил в тумане" на воскресных дачных до глубокой
ночи с уймой гостей посиделках, и обратила в сказку, в еще не открытую
планету из другой галактики и раньше загадочные Сочи, где все дни и ночи...
Замолчал наш скрипучий патефон, и только после войны его раскрутил пришелец
из другой жизни - таинственный лиловый негр, который подавал прекрасной
незнакомке нечто совсем странное, на телогрейку мало похожее, но, судя по
всему, ее заменяющее, под названием - манто. И пошли-поплыли звуки из
"бананово-лимонного Сингапура", из синего и далекого океана, из подлунного
мира, где болеет музыка, а на прощальный ужин приглашают... тишину.
Но сколько иных звуков, иных песен вошло в мою жизнь, прежде чем черная
медуза превратилась в радиоприемник, вернувший нам школьные вальсы, часы
свиданий, ожиданий, упоительных мирных разлук. Прошло совсем немного лет, и
дом снова затих, застонал по ночам от подлинной, а не эстрадной тоски, замер
в ожидании писем, и не сокращались большие расстояния (поверьте, нет) от
того, что где-то далеко отец пел про любимый город, который спал спокойно,
но не было покоя в нашем сне. И снова ожил, зашумел, скинув годы, дом, когда
отец вернулся, а вместе с ним - серебристый звон балетно изогнутых,
дымчато-миражных, как стая лебедей в "Лебедином озере", хрустальных
бабушкиных бокалов.


* * *

ДОМ - это не только звуки, но и вещи, одухотворенные людьми. Вещи,
которые впитали в себя суть и дух тех, кто держал их в руках, кто на них
смотрел, кто их хранил и любил. Вещь, которая обогащает душу, но при этом не
нарушает честную пустоту кармана, - это тоже дом, в котором мы жили.
Немцы были уже совсем рядом, под Москвой, тянуть с отъездом больше было
нельзя - отец настаивал, чтобы мы с мамой немедленно эвакуировались (сам же
оставался с заводом). Времени на сборы не было, мама набила в чемодан все,
что оказалось под рукой, а в корзину, еще совсем недавно привезенную из
Киева с клубникой, уложила, как грудного, закутанного для гулянья ребенка,
реликвию дома, всеобщую любимицу, тяжелую от рождения, но с годами точно еще
более отяжелевшую вазу-лодку, подаренную еще моей прабабушкой на мамину
свадьбу. Товарищ отца, который пришел за нами (папа смог приехать только на
вокзал), посмотрел на маму, мягко говоря, с недоумением. "Это наш дом, -