"Аркадий Гердов. Рутинное пришествие" - читать интересную книгу автора

смоковницы, перевитые виноградной лозой, и масличные деревья, тоже
перевитые, и диковинные кусты со всевозможными гроздьями, и разнообразные
кущи, и все, что положено в обычном райском саду. Аггел придирчиво оглядел
сад, улыбнулся, напустил в него птичью мелочь с желтыми грудками, после
чего, удовлетворенный содеянным, устало прилег под развесистой грушей сорта
"дюшес" и назидательно молвил сержанту и старухе:
- Забудьте о зле и пребывайте в благости.
- Так, - сказал Никодим Петрович и понюхал зажатый в кулаке сухофрукт.
Низложенная королева свалки ничего не сказала, а, оглядев благодать,
поджала сухие губы и задумалась о чем-то своем, старушечьем.

А ворона между тем показала себя худощавой даме со шрамом на левой
щеке. И произошло это уже не в лесу, а совсем наоборот, в закрытом помещении
реквизированного особняка старухи. Дама, которую, к слову сказать, звали
Виолетой Макаровной, исполняла свои секретарские обязанности, приводила в
порядок гостиную комнату особняка после заседания в ней властной тройки. Она
поправила на столе тяжеленный письменный прибор из черного мрамора с
прожилками, потрогала канделябр с оплывшими огарками свечей и хотела
смахнуть пыль с портрета Клары Цеткин, когда вдруг услышала непонятное
хлопанье крыльев и мелодичный мужской голос, назвавший ее дурой.
- Я? - возмутилась дама, обернувшись на голос.
- Дура и есть, - подтвердила птица, расположившаяся на буфете с
изделиями из чешского хрусталя и набором мраморных слоников: - Мало тебе
твои анархисты рожу попортили, так ты еще и в эту помойную смуту сунулась.
Ну и кто же ты после этого?
Дама выронила из рук пыльную тряпку и присела в кресло Аксакала.
- В тебе голубая кровь благородного герцога, а ты орешь "Грабь
награбленное!" - продолжала ворона. - Кого грабить-то собралась, дуреха
непутевая? Ну, ладно по молодости лет путалась с рваниной, так пора и в
разум войти. Тридцать три годка тебе нынче сравнялось. Сколько же можно в
казаки-разбойники играть?
- Тридцать два, - шепотом поправила дама птицу.
- Тридцать три. Мать твоя на лапу дала девке, которая метрику
оформляла. Такие обстоятельства случились, и ее понять можно, а тебя я никак
не пойму. На кой ляд тебе далась шпана эта динамитная? Из-за атамана их
смазливого?
- Из-за него.
- Ох, бабы-бабы! Вот и подвел он тебя под монастырь, хахаль твой
ненаглядный. И сам загремел в гиблые места, и тебя оставил в розыске. Ведь
ищут тебя, уж какой год ищут по отметине на роже.
Дама испуганно оглянулась и с укором взглянула на птицу. Ворона
замолчала, потом перепорхнула на покрытый алым сукном стол и ловко
устроилась на канделябре перед дамой.
- Ох, бабы-бабы! - с чувством повторила птица. - Ладно, поздно тебя
перевоспитывать. Мне нужно заклятие с себя снять и исполнить обещанное
твоему прадеду. Ты хоть знаешь, кто он был?
- Кто был?
- Ну, прадед по материнской линии. Дедов отец. Деда помнишь?
- Вот про деда не надо.
- Да одни мы, одни, - прохрипела ворона, но, оглядевшись, все-таки