"Игорь Гергенредер. Донесенное от обиженных (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Я тя, х...ету, сроду не нанимал! Что затрагиваешь?
Батрак выкрикнул во всю силу лёгких: - А-ааа! - и захрипел. Красные
ударами прикладов свалили казака. Когда он поднялся с окровавленной
головой, его схватили за плечи; комиссар указал на батрака, что уже жадно
рылся в россыпи зерна:
- В первую очередь ему будет уделено от твоей земли!
Кокшаров вмиг выдрался из полушубка, оставив его в руках отрядников,
протянул руки к лицу Житора, ухватил за ухо. Маракин, дюжий сноровистый
кавалерист, взмахнул шашкой: лезвие рассекло локтевой сустав - казак
вскинулся всем телом, стал заваливаться... Маракин рубнул вторично - рука
ниже локтя отделилась, из культи густо ударила кровь.
Комиссар, прижимая ладонью едва не оторванное ухо, приказал перетянуть
жгутом культю упавшего в беспамятстве. Один из красногвардейцев, трогая
носком ботинка отсечённую руку, спросил:
- А это куда?
Зиновий Силыч повторил как бы в изумлении:
- Куда это? Родным отдать!
Жена Кокшарова сама не своя стояла во дворе у саней; с нею дочери -
лет шестнадцати и лет десяти. Что произошло в амбаре - не видели. Батрак
разгорячённо подбежал, протянул казачке синевато-серую отрубленную руку
мужа, осклабился:
- Отпойте и упокойте!
Воздух резнули жуткий вопль и истошный детский плач.
Комиссар возвратился к пятистенку, где у овчарни ожидало восемнадцать
приговорённых. Казак, на допросе не сказавший ничего, кроме "ну", и другой,
белозубый, были посланы под охраной - приволочь Кокшарова. Они взяли его на
руки и бережно принесли.
Житор зычно обратился к красногвардейцам:
- Исполним священный приговор над контр-р-революцией...
Через околицу гуськом потянулись фигуры, дальше начинался спуск в
овражек. Кокшарова несли, он бормотал в бреду невнятицу и вдруг, на миг
опомнившись, выговорил: - Хорунжий вам воздаст! - Обрубок руки перевязали
плохо: на тающем снегу оставались буровато-пунцовые пятна.
Красногвардейцы шли оживлённой массой. Комиссару на пострадавшее ухо
наложили повязку. Он ехал верхом, недоступно замкнувшийся в себе, - из-под
сдвинутой набок папахи сверкал чистый туго охватывающий голову бинт.
От овражка донёсся нестройный залп: несильно, но отчётливо ответило
эхо. Затем долетело стенание, нагнавшее на станицу нестерпимый ужас;
стукнули негромкие выстрелы. Они раздавались ещё минут пять; жители
поисчезали с улицы.


4


Улица, когда стали видны приближающиеся эмка и "чёрный ворон",
вымерла. Гости подкатили к избе, которую занимал местный уполномоченный
милиции с семьёй. Увидев перед своими воротами столь высокое начальство, он
затрясся мелкой дрожью; страх, что это его приехали арестовать, лишил
способности что-либо делать. Приотворив створку ворот, уполномоченный