"Игорь Гергенредер. Близнецы в мимолётности (Повесть)" - читать интересную книгу автора

обязательно решит: я не могу, чтобы ей не показываться.
Филёный передразнил Старкова:
- Давайте махнёмся? - Генка сумел произнести это с выразительно похабным
намёком. Вытянул перед собой руки и, словно держа на них девушку,
проговорил, изображая снедаемого похотью: - Ножками-ножками ещё...
Ещё-ещё-ещё!.. Но-о-жками...
Как знать - может быть, Нинель, поддерживаемая под живот Старковым, именно
это и слышала сейчас, старательно бултыхая ногами...
Генке приелось паясничать.
- Нет, ей не мёд! - сказал он убеждённо. - Не видит того, кто по ней!
"Какой ты проницательный", - подумал я с ехидством. Он по-деловому, точно
его звало неотложное, вскочил и бросил мне:
- Будь!
Нинель и Старков собирались выйти из воды - я был вынужден отчалить на
отдаление, чтобы она не вообразила, будто я её караулю. Возле меня оказались
знакомые ребята, мы искупались, потом поболтали о том, о сём. Я не
намеревался вертеть головой и высматривать издали, что и как там у неё со
Старковым. Замечал лишь: он от неё ни на шаг.
Солнце клонилось к закату и обещало раскалённый добела гул, от которого не
убежать. А я и не хочу. Возьму да пойду навстречу, рванусь сквозь: к
изначальной сумасшедшей ясности, что Нинель и я - самые близкие друг другу
во всей Вселенной! Смешно?.. И уж куда как кстати моя фамилия Забавских.
Однажды Альбертыч употребил её в дело, сказав: "У Забавских забавные
забавы!" - он протягивал мне книгу. У него было пристрастие к зарубежным
романам, из всей знакомой с ним молодёжи лишь один я брал их у него. Его
родной сын в них не заглядывал.
Альбертыч и я увлекались Гамсуном. Я внимал вновь и вновь объяснениям, что
такое "гамсуновская любовь", меня волновала фраза "смертельное состязание
самолюбий". Теперь, замороченный ею, я примерял её к себе, к Нинель и
Старкову. Меня разъяряло, что она и не думает состязаться с ним, но я
говорил себе: у неё не может быть к нему любви - так зачем она стала бы
показывать ему своё самолюбие?..


Ночь колебалась - прийти ли? - поглядывала на землю кротко и пристально, а
я прятался то у нас в саду, то за сараем. Домашние были уверены: я резвлюсь
в компании друзей и подруг, тогда как никто не убедил бы меня в важности
чего-либо, кроме наблюдения за домом Надежды Гавриловны. В самом деле, а
если я ни за что не хочу упустить секунду, в которую он рухнет от подземного
толчка? Почему я этого жду, объяснять бессмысленно. Я не ощущаю ничего,
кроме разлитого вокруг предвосхищения, сжатого до духоты. Мой чутко
крадущийся вдаль слух вот-вот натолкнётся на жизнерадостные шаги... на
веранде у торца дома появятся Нинель и Старков. Они присядут на стулья,
чтобы плыть через томную прелюдию, и я услышу много раз - прежде, чем он
раздастся, - звук раскладушки, приводимой в нужное положение.
Нинель пришла домой одна. Потом она показалась на веранде. К ней
присоединилась Надежда Гавриловна. Они посидели под навесом в свете лампы,
на которую налетали неисправимо рьяные самоубийцы-мотыльки, и отправились по
комнатам.