"Игорь Гергенредер. Птица Уксюр" - читать интересную книгу автора

Другая: "Не хватает чего-то для рачка". - "То и есть, Нинка, лежи, пузень
грей хоть так, хоть бочком, а не кончится рачком!" Такой завязывается
разговор. Вздыхают, набирают загар. Горяченье от него. Вот какая-нибудь
девка: "И чего ж для него не хватает? Не рядом ли это где?" - "Да откуда же,
Лизонька, рядом-то быть? Не в шалашике том?"
Жалуются друг дружке; а песочек всё горячей. "Эх, девоньки, сомлела! Нету
терпенья боле в голопузики играть. Что рачок? Пусто лукошко". И другая:
"Тело - огонь! В шалашике хоть тенёчек найду..."
И этак лениво к шалашику. Да как взвизгнут, да ладошками стыд прикрывать!
"Ой, девки, - страх! Ой-ой, ужасти! Глядят за нами!.." Скакнут, в гурьбу
собьются. "Срам какой, нахальство! Это кто ж бесстыдники, чесать их,
козелков?" И размечут шалаш. "Сашка-пастух, чтоб тебе посошок сломать! А вы,
Мартынок, такой из себя молодой человек, и не стыдно перед папашей вам?"
А Мартынок: "Не срамите, золотки! Что хотите делайте, только папаше не
сообщайте!" - "И сделаем! Ой, сделаем!" Сорвут с обоих всё - и валять, и
шлёпать. Остальное всяко... Шлёпистые девки, ретивые. И так поворотят, и
этак: не балуй! Чтоб тебя в другой раз стыд заел! Наказывают, не жалеют -
игра крути-верти.
Глянь с горы на Лядский песочек: одно голое мельканье. Толчётся гурьба;
смехота да визг, да толчки. Не поймёшь, чей зад виден: девки какой иль
Сашки, иль Мартынка. Парни телами гладенькие, аккуратные. Ну и достанется
им. А как иначе? И намнут, и поцарапают. Не подглядывай, не раздражай.
Такотки. Дурак не разберёт, чего ему больше дали. А умным понятно: всё
даденное - одно. "Спасибо, золотки!" И папаше не скажут.
Так и велось, и вот Сашка ладит который за лето шалаш. Там рядом с Лядским
песочком медоносы цветут, и уж больно шпорник расцвёл: синенький, приятный.
Прямо заросль. Ещё его зовут живокость. Переломы лечит. А девки им следы от
засосов сводят. Смочит настоем - и нету. Дай-кось, Сашка думает, вплету этих
цветков в шалаш, в прошлый раз их не было. Заглядятся девки на красоту, а у
кого глаза синие - тем более поймут уважение. Ну, скажут, Саша - кавалер!
Знает не только посошком вертеть, оголовком.
Заходит в заросль, а оттуда птица интересная - порх! Так в глаза-то
блеснула красивыми цветами. Недалеко садится на песочек. Вроде как большой
курёнок, но рудо-жёлтое оперенье у неё, штанишки перьевые. Шейка малиновая,
в хвосте и по крыльям лазоревые перья. Головка этакая увесистая, больше, чем
у курицы, и лохматенькая; тёмные кольца вокруг глаз. Что за птица?
Сашка как встал - ну глядит. Походила по песку и низко полетела над рекой,
над Уралом. Перелетела на ту сторону и в бор. Там кукушка кукует, сорока
вылетела, а этой не видать больше. Нет. Сашка руками заросль разводит -
гнездо и птенец.
Вот он шалаш докончил, стадо поглядел - а! забегу к Халыпычу, к колдуну...
Забегает с птенцом. До чего, мол, птица была: не опомнюсь до сего момента.
Не наведёт на клад?
Халыпыч из подлавочья вынул кошму, постелил. Прилёг, усмехается на
птенца: "Только редкие старики-татары распознают... и я! Это птица Уксюр.
Эх, жаль какая, что мне восемьдесят третий годок - было б год назад, овечья
мать!" А Сашка: "А что?" Халыпыч говорит: "Кто птицу Уксюр увидит, даже хоть
птенца, будет с царицей спать. Но только если тебе восемьдесят один с
половиной не стукнул. А то не исполнится".
Объясняет: "Ты саму птицу видал, и тебе от неё уже далось. Значит,