"Юрий Герман. Операция "С Новым годом!" (Документальная повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора

спал и никакой выброски не заметил? Вы меня извините, товарищ майор, но
именно этот рассказец и есть чистые побрехушки. Я еще тогда подумал, надо
было с этой группой на радиоигру выйти и принять хороший десант, а не судить
их как поскорее. Осудить и потом можно, а пока война, нужно для ее пользы
стараться.
- Да вы что? - совсем раздражился Петушков.
- А что? Не согласен, и все. По-глупому сделано.
И, словно с ним не проводилась никакая лекционно-воспитательная работа,
осведомился:
- Разрешите продолжать докладывать?
Майор со скукой во взоре разрешил, а Локотков так подробно, будто он
сам в Вафеншуле проходил курс диверсионных наук, стал повествовать о
повседневной жизни и о порядках школы. По его словам, там обучалось от ста
пятидесяти до двухсот агентов военному делу, подрывным работам, массовым
отравлениям источников, агентурной разведке, изготовлению документов,
поведению в советском тылу и многим другим наукам вплоть до особой,
изготовленной в Берлине и Лейпциге русской литературы. Повествуя о жизни
школы, Иван Егорович употреблял немецкие обиходные слова с такой привычкой,
с какой привык спать в сапогах и при оружии, умываться снегом и по многу
дней обходиться без горячего.
Петушков же невольно и очень сердито обижался этой бывалостью старшего
лейтенанта и подпускал шпильки на тот счет, что не слишком ли точно все
знает Локотков, не "подпутали ли его немцы на свою фашистскую легенду". Иван
Егорович все шпильки пропускал мимо ушей и говорил лишь дело, потому что
ради дела обижаться себе никогда ни на кого не позволял, такое уж у него
было правило.
- Ну и что же, в конце концов? - громко рассердился Петушков. - Лекцию
вашу я выслушал, а для чего?
- А для того, - спокойно ответил Локотков, - чтобы вам ясно стало:
языки там ничего толком не знают, одни вздоры и то, что нами уже изучено. А
если брать, то не меньше чем начальника школы майора СС Хорвата. Вот его нам
и надобно похитить, пока немцы свою школу не эвакуировали туда, откуда
Хорвата не достанешь.
Петушков утер обильный чайный пот и захлопал на Локоткова глазами.
- Вы это серьезно? - не тая сердитой усмешки, произнес он. - Начальника
школы украсть? А Гитлера не хотите сюда в лес привести? Или Гиммлера? Или
Геббельса? Да где это видано? Такую чушь даже пинкертоны в детективных
книжках не учудили сочинить, а старший лейтенант Локотков берется за
осуществление...
На все эти унижающие аргументы и насмешливые восклицания Локотков,
словно бы задумавшись, молчал. И возразил только тогда, когда Петушков
сказал, что он бы и на одном только украденном диверсанте примирился и людей
бы за такое дело представил к правительственной награде.
- Диверсант, как правило, товарищ майор, - сказал Локотков, - ни черта,
кроме своих прямых заданий, не знает. Его от знаний там очень даже
оберегают. А Хорват знает, куда, кого и с каким заданием забрасывают. И на
какое оседание. Возможно, ведь и на длительное, на очень длительное. Эти, на
длительное оседание заготовленные, - опаснейшие люди. Это палачи из их
лагерей уничтожения, это те, которые тысячи людей ничем не повинных убили.
Они таких убийц за прямым ремеслом даже фотографируют и фотографии у себя