"Юрий Герман. Операция "С Новым годом!" (Документальная повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора

крайности опасным. Тем не менее Иван Егорович ходил, и не только ради дела,
но еще и потому, что народ на временно оккупированных территориях должен был
всегда знать, что территория оккупирована врагом временно, что здесь, как и
на всей советской земле, свои люди не перевелись, а воюют, что, вопреки
горлопанам из гитлеровской РОА и вопреки немецким агитаторам-брехунам,
партизаны не только не уничтожены, но набирают силу и что надобно им
помогать, даже когда круто приходится: дело такое - война!
Был в ту пору Локотков похож своим обличьем на молодого учителя, или
агронома, или зоотехника. Таким он и навещал своих людей - спокойным,
неторопливым, солидным, немножко даже не по летам. Умел присмотреться, умел
в излишнем славословии угадать предательство, в угрюмом человеке умел
увидеть своего, в преданном бодрячке разгадывал слабого двоедушника. Так
понемножку сколачивались у него свои кадры, так узнавал он тех, кто поможет
в горькую минуту, а кто лишь навстречу регулярным частям армии выйдет
партизанским радетелем и помощником. Ни у кого он не оставался ночевать,
чтобы в случае беды не подвести семейного человека, умел начать беседу
издалека - с погоды, с земли, с уведенной оккупантами коровы, умел
невзначай, даже у самого робкого, выведать о проехавших давеча ночью фрицах
- на "даймлерах" они ехали или нет, был с ними штабной автобус или не был,
проходили тут на прошлой неделе прожектористы или обходом проехали через
Лужки.
Давно известно, чем люди оказываются во время испуга, то в
действительности и есть. Старший лейтенант госбезопасности Локотков "во
время испуга" нисколько не менялся и бывал таким же, как, например, бреясь,
то есть серьезным, внимательным и сосредоточенным, но ни в малой мере не
суетливым, чтобы, фигурально выражаясь, не порезаться.
К любым опасностям и шуточкам войны Иван Егорович в описываемое нами
время приобвык, к неожиданным бедам сурово притерпелся, как с подчиненными,
так и с большим начальством умел быть ровно-спокойным и по всякому предмету,
разумеется им изученному, имел свое твердое мнение, которое никак не следует
смешивать с упрямством, крайне им презираемым.
О себе, или о своем авторитете, или о том, что данное мнение есть его
личное мнение, Локотков никогда не размышлял, а думал лишь о деле, которое
ему было поручено выполнять, в том смысле, чтобы дело это двигалось возможно
более споро, толково, полезно и, главное, по-умному. Это последнее понятие -
"по-умному" - старший лейтенант иногда растолковывал людям, связанным с ним
военным трудом, желая вколотить и в слишком пылкие юные умы, и в слишком
остуженные годами головы свой трезвый и добрый расчет, свою уверенность в
силе духа человека, свое презрение ко всякой мельтешне, к лишним словам и к
декламации, к которой многие, как известно, с малолетства привержены. Будучи
человеком дела, Локотков вообще какую бы то ни было патетику, цветастые
словоизвержения, заклятия и восклицания совершенно не переносил, исполняя
свою должность, был прост, доступен, таинственного, "оперативного" лица не
делал и подчиненным своим это делать запрещал, но и болтать о своих
оперативных делах, как и о делах своей опергруппы, не считал возможным, до
такой степени, что некоторые новички в партизанской бригаде не знали, чем
именно занимается Иван Егорович, считая его штабным работником, из таких, на
которых вполне можно положиться в бою и под командованием которого можно
отправиться на выполнение самого дерзкого задания. "Нахального" задания, как
выражались в бригаде.