"Юрий Герман. Повесть о докторе Николае Евгеньевиче " - читать интересную книгу автора

Выручил опять старик Рузаев. В результате его энергичного вмешательства все
обвинения были сняты, сняли заодно и "красного директора", который, кстати,
не более чем через полгода, кряхтя и охая, взгромоздился на операционный
стол Слупского и перед наркозом жалостно попросил:
- Ты, того, доктор, голубчик милый мой, зла на меня не держи. А то
ошибешься маненько - и нет более заслуженного человека Соломонова.
Николай Евгеньевич не ошибся. Соломонов и по сей день здравствует. И
анонимки про Слупского именно он пишет, а автору этих строк написал даже
нечто угрожающее, что-де он, Соломонов, этим "писакам" ижицу пропишет, вечно
будут помнить. И про "богатый предмет - рюмку" Соломонов мне письменно,
каллиграфическим почерком доносчика сообщил. Прочитав сочинение Соломонова,
Николай Евгеньевич усмехнулся и сказал невесело:
- Вот так с тридцать второго года про меня пишет. Наверное, много томов
исписал. И еще был такой Агишев, тот тоже все меня во вредительстве обвинял.
Но это уже с Чудова пошло.
Греков незадолго до смерти все-таки истребовал Слупского обратно в
Обуховскую больницу, а из Обуховской забрал Николая Евгеньевича в ВИЭМ. База
ВИЭМ была в Обуховской больнице. Иван Иванович сказал:
- Ну вот, Коля, поработал практически, теперь берись за науку.
Николай Евгеньевич взялся с горячностью, свойственной молодости. Работа
пошла. Но Иван Иванович Греков умер, Александров опять пошел в наступление,
вновь всплыли слова "поповский сын", вновь пошли шепотом предложения:
"Давайте объединим наши усилия, поставим имена рядом". Слупскому было и
горько и тошно.
Вновь сложил он свой чемоданчик и уехал в Чудово, к своему привычному
рабочему классу, подальше от Александровых с их жемчужинами, подальше от
склок и липовых научных работ.
Здесь и появился Агишев - старый врач, большой насмешник и составитель
длинных писем в руководящие инстанции. Он сразу же предупредил Слупского:
- Я вам в ваших рискованных операциях не помощник. Вполне можем больных
в Ленинград направлять, а не затрудняться разными проблемами и не навлекать
на себя неприятности. Жить надо, батенька, тихонечко, а вы все норовите
сами...
Слупский действительно все делал сам: и прооперирует, и выходит
больного, даже сифонную клизму сам не погнушается поставить, утверждая, что
оперировать и "обезьяна выучится", а вот "выходить - куда труднее".
Агишев к прооперированным никогда не подходил и не стеснялся говорить,
что это дело не его.
- Слупского докука! Он режет, он рискует, с него и спрос. Кто
оперировал, того и к прокурору вызовут. Его же дело петушиное: прокукарекал,
а там хоть не рассветай! Я же тут, уважаемые граждане, ни при чем.
И с Агишевым помог справиться Рузаев, переехавший, к счастью Слупского,
в Чудово. Здесь они вместе - доктор и старый рабочий - взялись за крутую и
нелегкую борьбу с брюшным тифом, который испокон веков тут не переводился.
Больница сливала свою грязную воду в реку Кереть, а город пил из реки.
Агишев сердился:
- Вам-то что? Вам зачем занадобилось? Жили и живем, вы, кстати, хирург,
для чего суетесь?
В эту пору старый Рузаев тайком от Николая Евгеньевича пошел в
чудовскую партийную организацию, рассказал все как есть и попросил поставить