"Алексей Герасимов. Ведьма на выданье " - читать интересную книгу автора

волосы, а потому куртизанки при отряде кондотьеров ди Валетты выглядели
презентабельнее всех. Умела она и раны врачевать, так что капитан неплохо
сэкономил на отрядном медикусе.
В некотором роде мне даже повезло стать ее ученицей, хотя язык у нее
был острый, характер несносный, а рука, что я нередко на себе испытывала,
тяжелой.
Вообще-то о призвании лекарки, как и о жизни в отряде кондотьеров, я с
детства не мечтала. Жила себе спокойно, до десяти лет, в нормально
деревенской семье, как могла, помогала по хозяйству - ничего интересного в
общем. Нормальная жизнь крестьянской дочки у меня была, покуда герцог наш,
семью семь похабных хворей на него, не поссорился с соседями. Война, как
водится, подкралась незаметно, вместе с парой дюжин фламандских наемников,
которым чем-то очень приглянулась наша деревня. Мужиков, кто сопротивляться
надумал, естественно, перебили, баб и девок, кто не сбежал или не
спрятался - по закону войны. Вернее по кустам.
Наемникам, им плевать, старая ты, молодая ли, красивая или страхолюдина
редкая - дырка есть, значит пойдешь в дело. Вот и я одному... глянулась.
Подхватил поперек туловища, да под раскидистые яблони поволок, и прощай бы
мое девство, кабы в тот самый момент, как он портки спустил, в деревню не
влетели всадники да Валетты.
Капитан, конечно же, мужик неплохой, да только в жизни б не полез в
драку, если бы именно в нашу деревню не отрядили его отряд для постоя. Мы-то
сами ему что? Прах, бауэры тупые, только на то и пригодные, чтобы его отряд
кормить. Говорили, что когда сигнор Джованни увидал над деревней дым (какой
же грабеж без пожара?), он на миг застыл в седле, словно мраморное изваяние,
удивленно поглядел на ехавшего рядом лейтенанта Ринальди, и полным изумления
голосом произнес: "Винченцо, да нас грабят". "Поразительная наглость,
сигнор. - ответил лейтенант. - Будем дожидаться пехоту, или положим
мерзавцев сами"?
Положили - полтора десятка тяжелых кавалеристов, это вам не толпа
перепуганных замордованных крестьян. Ох, и визжала же я, когда насильник
вдруг булькнул что-то невнятное, и рухнул на меня, придавив к земле всем
весом, а вокруг раздались злые вопли, ржание коней, и отборная италийская
ругань. Лучше б молчала, дуреха, конечно. Никто, разумеется, особо не
следил, кого именно и куда растаскивали фламандцы, так что мне б тихонько
уползти бы, да молчать себе в дальнейшем, да только задним умом крепки мы
все. Не сообразила, испугалась - какой с меня спрос-то, соплюхи зеленой?
В общем, когда извлекли меня из под покойника, доказывать кому-то, что
ничего он со мной сделать не успел, было бесполезно. Для всех я была уже
девка порченная, к замужеству не пригодная - хоть иди да топись. Тут же и
доброжелатели нашлись, которые внятно и доходчиво мне все это объяснили. Так
что, когда в деревню подтянулись пехотинцы и обоз, я сидела в самом темном
уголке нашего сарая, и тихонько выла от горя - слез уже не было, только ком
в горле, да лед в сердце. Там меня и нашла Хельга, которую, вместе с парой
маркитанток, староста определил на постой к нам. Не знаю уж, что она во мне
такого разглядела, однако тем же вечером категорически заявила моим
родителям, что забирает их дочурку Клархен себе в ученицы. Учитывая то, что
выбор был небольшой, те дали свое согласие, и даже собрали для меня
кой-какие вещички.
Так я попала в отряд к кондотьерам.